25 июня. Глупость или агрессия?
Шрифт:
Яркой иллюстрацией той тревоги и неуверенности, в которых в начале весны 1940 г. пребывал Сталин, может служить и нижеследующий отчет посла гитлеровской Германии в СССР графа Шуленбурга, отправленный из Москвы в Берлин 11 апреля 1940 года: «В течение некоторого времени нами наблюдалась явно неблагоприятная по отношению к нам перемена со стороны советского правительства. Мы неожиданно столкнулись с трудностями, которые во многих случаях были совершенно необоснованны, во всех сферах… Советское правительство вдруг взяло назад уже данные им обещания относительно „базы Норд“, в которой заинтересован наш военно-морской флот, и т.д. Эти препятствия достигли своей высшей точки во временном прекращения поставок нам нефти и зерна. 5-го числа сего месяца у меня состоялся продолжительный разговор с господином
Мы тщетно спрашивали себя, какова возможная причина неожиданной перемены позиции советских властей. Я подозревал, что невероятный шум, поднятый нашими противниками (в данном случае, несомненно, имелись в виду Англия и Франция. — М.С.), их резкие нападки на нейтралов, особенно на Советский Союз, и на нейтралитет вообще не оказались безрезультатными. поскольку советское правительства боится быть вовлеченным Антантой в большую войну (к которой оно не готово) и по этой причине хочет избежать всего, что может послужить для англичан и французов поводом для обвинения СССР в противоречащем нейтралитету поведении или в горячей поддержке Германии. Мне казалось, что неожиданное завершение финской войны (подчеркнуто мной. — М.С.) произошло по тем же соображениям… Ситуация стала настолько нетерпимой, что я решил обратиться к господину Молотову для того, чтобы обсудить с ним эти вопросы… Фактически, визит к господину Молотову так и не состоялся до утра 9-го апреля, т.е. имел место уже после наших скандинавских операций (имеется в виду начало операции „Везерюбунг“, в ходе которой были оккупированы Дания и Норвегия. — М.С.).
Во время этого разговора стало очевидным, что советское правительство снова сделало полный поворот кругом. Неожиданная приостановка поставок нефти и зерна была названа „излишним усердием подчиненных инстанций“, которое будет немедленно отменено… Господин Молотов был сама любезность. он с готовностью выслушал все наши жалобы и обещал исправить ситуацию. По собственному почину он затронул ряд интересующих нас вопросов и объявил об их решении в положительном смысле. Я должен признаться, что был абсолютно поражен такой переменой.
С моей точки зрения есть только одно объяснение такому повороту событий: наши скандинавские операции должны были принести советскому правительству большое облегчение, снять, так сказать, огромное бремя тревоги… Если англичане и французы намеревались занять Норвегию и Швецию, то можно с определённостью предположить, что советское правительство знало об этих планах и, очевидно, было напугано ими. Советскому правительству мерещилось появление англичан и французов на побережье Балтийского моря, ему виделось, что будет вновь открыт финский вопрос. Наконец, их больше всего пугала опасность вовлечения в войну с двумя великими державами. Очевидно, эта боязнь была нами ослаблена. Только этим можно объяснить полное изменение позиции господина Молотова. Сегодняшняя большая и бросающаяся в глаза статья в „Известиях“ о нашей скандинавской кампании кажется одним глубоким вздохом облегчения» [70].
Эта фраза о «глубоком вздохе облегчения» дает ключ к пониманию того удивительного на первый взгляд благодушия, в котором тов. Сталин провел совещание со своими военачальниками. Совещание началось 14 апреля 1940 г. — через пять дней после начала боевых действий в Норвегии и именно в тот день, когда западные союзники добились крупного успеха в Нарвике и Тронхейме. Война на суше и на море становилась все более и более ожесточенной, и в этой обстановке можно было уже не сомневаться в том, что Запад начисто забыл о прежних планах «спасения Финляндии» (точнее говоря. спасения собственной репутации, изрядно подмоченной трусливым трехмесячным бездействием). Не надо быть экстрасенсом, чтобы понять — какая мысль овладела в тот момент сознанием товарища Сталина. «Пронесло» — именно это радостное ощущение стало лейтмотивом его выступления на совещании. Сам того не желая, Гитлер не только избавил Сталина от тревожного ожидания высадки англо-французского экспедиционного корпуса на севере Финляндии, но и спас сталинских генералов от гнева хозяина.
Глава 1.5
ИТОГИ
Финляндия как таковая не занимала много места ни в мыслях Сталина, ни в оперативных планах Генерального штаба Красной Армии. (Шапошников: «Финляндский театр военных действий в общем нашем оперативном плане занимал при известной политической обстановке второстепенное положение, совершенно не то, которое он получил во время протекавших боевых действий». Отчет комиссии Главного штаба ВМФ СССР: «Основная линия боевой подготовки флота была направлена в сторону подготовки к войне с противником, имеющим крупный флот, к войне же с Финляндией конкретно не готовились». Ворошилов: «Польша, Румыния и всякие там Прибалтики, они уже у нас со счетов давным-давно сняты, этих господ мы в любое время при всех обстоятельствах сотрем в порошок».) Большая Игра, которую Сталин начал летом 1939 г., должна была привести к установлению советской гегемонии не в малолюдной Финляндии, а на большей части Европейского континента.
В начале Игры Сталин сделал блестящий ход. Трудно будет найти в его долгой политической жизни пример другого, столь же масштабного, быстрого и ошеломляющего успеха, каким был союз с Гитлером, установленный в августе–сентябре 1939 г. Одним коротким ударом Сталин перемешал все фигуры на общеевропейском (да и на общемировом) поле и оставил англо-французский блок (руководители которого уже успели дать Польше официальные гарантии военной помощи!) один на один с берлинским параноиком, который после заключения пакта Молотова-Риббентропа впал в то состояние, которое соответствует русской поговорке «пьяному море по колено». Европейская война стала неизбежной, и она началась ровно через неделю после подписания пакта.
Всего лишь в обмен на невмешательство Сталина в войну (и весьма ограниченную, скорее ритуальную, нежели фактическую военную помощь) Гитлер отдал ему 50,4% территории Польши (за разгром которой немецкий вермахт заплатил жизнями 16 тыс. солдат), предоставил Сталину полную свободу рук в Эстонии, Латвии, Литве, Бессарабии и Финляндии, разрешил свободный доступ сталинских «инженеров» на важнейшие военно-промышленные предприятия Германии, в обмен на сырую руду и очёсы льна продал новейшие образцы боевых самолетов, танков, орудий, кораблей, радиостанций… В эйфории от своих первых успехов Гитлер не успел заметить того, что Сталин — в полном соответствии с заветами своего великого учителя — поддерживает его, как «веревка поддерживает повешенного» (В.И. Ленин, ПСС, т. 41, стр. 73). Лишь к лету 1940 г. до Гитлера дошло, наконец, понимание того простого факта, что он отдал в руки Сталина не один даже, а целых три «рубильника», способных «выключить» экономику Германии.
Один из них находился на нефтяных полях Румынии, которые после выхода Красной Армии на рубеж реки Прут оказались в радиусе досягаемости даже самых легких одномоторных бомбардировщиков. Вторым были шведская железная руда и финский никель, поставка которых после установления советского контроля над Финляндией оказалась бы всецело в зависимости от доброй воли Сталина. Третьим «рубильником» была бескрайняя стальная лента Транссиба, по которой в Германию шел транзитный поток каучука, вольфрама, соевых бобов из стран Юго-Восточной Азии. Без этих важнейших источников сырья немецкая военная машина могла бы продержаться полгода, самое большее — год.
Увы, грандиозный и очень «дешевый», бескровный успех вскружил голову товарищу Сталину. (Хрущев: «Он буквально ходил гоголем, задравши нос, и буквально говорил: „Надул Гитлера! Надул Гитлера!“») Планируя аннексию Прибалтики, Сталин просто не подумал о том, что одна из отданных в его распоряжение стран поведет себя не как объект, а как полноправный, одушевленный субъект мировой политики. Упрямое нежелание прогнуться, проявленное руководством Финляндии, вызвало у него одновременно и удивление, и крайнее раздражение. Все вопросы — по мнению Сталина — были уже решены. Большие боссы обо всем уже договорились. Кому интересно слушать мнение финского правительства? Кто разрешил ему иметь какое-то «мнение» о том, что уже решили между собой Гитлер и Сталин? Да и вообще что это за правительство? Политические картежники. Шуты гороховые. Финляндская козявка. Ничтожная блоха…