300 дней и вся оставшаяся жизнь
Шрифт:
В кухню, привлеченный ароматом, просочился заспанный Шурик. Инночка облегченно вздохнула и принялась за сырники всерьез, слушая препирательства домочадцев. Шурик утверждал, что сто раз ел «эту гадость, сырники» и в детском саду, и в школе, но ничего общего «та гадость» с тем, что он ест сейчас, не имеет. Бабушка, наверно, путает, это какие-нибудь пудинги, или может, эти, как его, консоме. Но никак не противные сырники.
Оставив их спорить, Инночка направилась к Томке за вещами. Нечего ее тряпкам, пусть в проекте и половым, валятся где попало, пусть даже и у лучшей подруги в ванной.
Томка,
— Том, привет, я за тряпками.
— За тряпками, скажешь тоже! Привет. Забирай свой шедевр, отстиралось в лучшем виде. Куда прешься? В зале, на столе отглаженная твоя юбка лежит.
— Как отглаженная? — ахнула Инночка.
— Да так. Руками вот этими трудолюбивыми. Ладно, не парься, просто мне не спалось, столько событий. Слушай, Лучинина, давай вечером женсовет соберем, обсудим твою личную жизнь, а?
— А Мишку ты в баню выгонишь, как на восьмое марта, да?
— А чего ему бабские разговоры слушать? Погуляет где-нибудь. Вон, с Лешкой в кино сходит, в рамках воспитательного процесса. Нет, Ин, правда, у тебя ведь, небось, мозги вскипели: выходить замуж за своего полоумного шефа, не выходить?
— Вот ты знаешь, даже и не нагрелись. Любит он меня, подумаешь, бином Ньютона… Вот на работе как себя вести — это да, это вопрос.
— Как раз не вопрос. Как будто ты не при делах. Ребята, бодрее, завтрак! — Это уже громко, куда-то в глубину квартиры.
— Пожалуй, это мысль, — согласилась Инночка. — Тем более что на работу он сегодня не выйдет, инвалид любовного фронта.
— Ин, ты его презираешь?
— Да нет, он нормальный мужик, с ним весело и легко. Просто обман весь этот, вся эта игра… Зачем столько времени скрывать было? Я не понимаю. Мне это не нравится. Переварить надо как-то, а потом посмотрим, что будет.
— Ну да, ты уже раз выходила замуж по великой любви.
— Теть Ин, у тебя великая любовь? — В дверь просунулась белобрысая Лешкина голова.
— Нет у меня, Леш, никакой великой любви. Вот закончишь школу на одни пятерки, я за тебя замуж выйду!
Это была старая любимая шутка двух семей: Лешка с сопливого детства обожал «красивую тетю Инну», и в пять лет, в свой день рожденья, под громовой хохот «женсовета» и их сильных половин, тогда еще наличествующих почти в полном составе (только Фрида замужем никогда не была, а Катька пару раз выскакивала), заявил, что вырастет и женится на теть Инне. «А я куда денусь?» — дурашливо спросил тогда порядком поддатый Славик. Но это был уже взрослый вопрос, и всем сразу стало неловко. Впрочем, неловкость быстро забылась, а шутка осталась.
Инночка вернулась домой — она и вправду опаздывала. Не надеясь придать лицу благопристойный вид, она уселась к зеркалу — и была приятно удивлена: ни темных кругов под глазами, ни какой-нибудь болезненной бледности, и веки не опухли… Определенно, ее ночью патронировал какой-то ангел. Но она сомневалась, что это был отец. Отец умер от инфаркта, когда Инночка была подростком, почти ребенком. А вчера проблемы у нее были далеко не детские…
Глава 21
Инночка оказалась права: шефом на работе и не пахло.
Мозг был занят другим, важным делом, ставшим привычным в последнее время, — самокопанием. Вот почему ей Витку не жалко, а? Вот ему, наверное, больно сейчас, даже чаю с лимоном или кофе его любимого не попьешь — губы ему Славик, боров этакий, просто по зубам размазал. Швы сзади тоже, наверно, болят. Да и чешутся. Инночка вспомнила, как жаловался (мам, ну просто муравьи ползают!) ей Сашка, после того как ему зашили разбитый на тренировке (случайно, мам, честное слово), затылок.
Врет много, потому и не жалко. Сына, «подростка в трудном возрасте» врать — и то отучила. Ну будем надеяться, что отучила. Она не терпела вранья. Скажи честно, и вместе подумаем, как жить дальше, чем можно помочь. Ладно, не можешь сказать, правда совсем неприглядна — ну и молчи в тряпочку, имей мужество не изворачиваться. А тут такая многоходовка: и тебе угроза увольнения, и якобы внезапно вспыхнувшая симпатия, и такие мы хорошие, не пристаем после первого свидания…
С другой стороны, с чего это она так злится? Многие женщины на ее месте сочли бы всю эту историю крайне романтичной: любил всю жизнь и, полностью изменив себя, от внешности и характера до материального положения, нашел способ завоевать… ну не ответную любовь, ладно, так хотя бы симпатию. Которая, кстати, уж себе-то можно признаться, никуда и не делась. И не известно, чем бы все это закончилось, если бы ее сердце было свободно… Стоп. О чем это она, совсем с ума сошла? Это кем же таким твое сердце занято, Лучинина? Каким таким принцем на белом коне?
И в эту секунду зазвонил телефон. Инночка тупо уставилась на белый аппарат, почти погребенный под разным нужным и не нужным бумажным мусором. Это с юга, подумала она. Это с юга, где цветут магнолии, а вместо пчел жужжат пули. А что, ничего невозможного: может же человек позвонить на номер, который был его собственным рабочим в течение пары лет? Она схватила трубку и почти крикнула:
— Да!
— Уф, просто камень с души! — прошепелявил узнаваемый голос в трубке. — Я уж думал, после вчерашней моей исповеди ты и знаться со мной не захочешь. Молча встала и ушла в ночь.