300 дней и вся оставшаяся жизнь
Шрифт:
— Привет… — Инночка надеялась, что ей удалось скрыть разочарование. — Как здоровье?
Виталий оценил ее манеру разговора. Так можно было общаться с престарелой тетушкой, которую не навещал две недели, и старушка озадачилась получением законной порции внимания. С гриппующей соседкой по подъезду тоже так общаются.
— А я с утра Светке позвонил и сказал, что в командировку уехал на неделю. Так что кошка бросила котят, пусть резвятся, как хотят. Чего там, полный развал трудовой дисциплины?
Вот же человек загадочный! Чего он от нее ждет? Что она заложит секретаршу Светку, которая еще в десять утра смылась прошвырнуться по магазинам?
— Да
А что, может быть, она совсем не врет, может быть, у Светки в плане забег по магазинам в понедельник с утра. И разрывающийся в приемной телефон тоже в плане. Нечего клиентам названивать сюда, шеф ведь в командировке? В командировке. Ложь порождает ложь.
— Инночка, ты потрясающий конспиратор. Спасибо тебе. А то я правда какой-то Терпила получаюсь. — И без всякого логического перехода: — Приходи, а? Навести больного друга! Сока там принеси, томатного. Или лучше апельсинового, томатный сейчас такие ассоциации вызывает… А то лицо болит, затылок чешется, терпения никакого нету, и ни одной радости в жизни. А ты придешь как ясно солнышко…
«Терпила»… Значит, и кличку он свою обидную знает. Но Олежека не репрессировал за длинный язык. Неплохой он все-таки человек.
— Есть уверенность, что это будет уместно? — Инночка намерено разговаривала так, чтобы даже пол собеседника определить было затруднительно.
— Господи, да скажи, что голова болит!
— Но ведь она не болит, — возразила Инночка. Неужели он не понял, что разозлилась она вчера исключительно из-за обилия вранья?
— Эй, это твоя не болит. А моя очень даже болит, — обиделся он. — Когда будешь с работы линять, ты не уточняй, чья именно голова болит…
— Хорошо. Скоро обеденный перерыв, я подойду.
Инночка повесила трубку. Кажется, ей удалось выдержать нейтральный тон до конца. А то знаем мы дорогих коллег, всегда все видят, слышат, а потом еще додумывают. Хватит с нее служебных романов.
Супермаркет, удачно располагавшийся между конторой и домом Витки все на той же центральной Ленинской, был почти пуст. В смысле покупателей. Еще бы! Кому это надо — покупать втридорога, если на каждом углу есть маленькие магазинчики двух конкурирующих сетей. Ушлые пенсионеры, к каковым относилась и Капитолина Ивановна, не жалея времени, включали в свою программу походов за покупками обоих конкурентов: сегодня в одном «товар дня» — сметана, и она на три рубля дешевле, а в другом — стиральный порошок. На следующий день картина менялась: в «Покупайку» завозили дешевые мелкие яйца, а в «Копилке» по неизвестной науке причине падала цена на сыр.
Такой метод ведения хозяйства Инночка считала неэкономным. Не только время тратится, но и деньги, несмотря на все это снижение цен. Зачем покупать подешевевшие яйца или мыло, когда нужно купить абсолютно конкретную муку или макароны? И зачем нарезать круги по городу из-за трех-четырех рублей? Поэтому Инночка и ходила в супермаркет — по крайней мере, тот был по дороге.
Может, курицу купить или фарша какого? Живет холостяк, холодильник, небось, пустой, а на улицу в таком виде соваться — курам, извините, на смех. Или обойдется? А то напридумывает сам себе чего не надо… Или купить? Голодный же наверняка сидит. И абсолютно необходимо приобрести бинты и перекись — сменить повязку, она еще вчера насквозь пропиталась. Аптечный киоск расположился в холле супермаркета. Она ограничилась полукилограммовой пачкой творога, десятком яиц, кефиром и сметаной. Все эти продукты можно будет употребить в комплексе (о,
Номер его квартиры, как, впрочем, и этаж, она вчера, конечно, не запомнила, но зрительная память выпускницы худграфа заблудиться ей не даст: дверь-сейф у Витки невозможной красоты в стиле «модерн».
Она нажала кнопку звонка. Он открыл сразу, как будто ждал ее прямо за дверью. Схватил за плечи, прижал к себе и застыл. Секунд через тридцать, почувствовав, как короткими движениями, медленно и аккуратно она гладит его по плечу, он опустил руки — его порыв разбился о дружеское участие.
— Ты… отлично выглядишь… — Он хотел сказать совсем не то, но эта вот ее реакция….
— А с чего мне плохо выглядеть, это не на моей голове вчера крестиком вышивали, — сказала Инночка, разглядывая его и думая, что бодяга явно пригодится, потому что верхняя часть его лица под белым нимбом повязки была просто не выспавшейся, а вот нижняя… Все, что ниже носа, казалось результатом неудачной пластической операции, имевшей странную задачу совместить белого человека и африканца.
Она сняла полусапожки, поискала взглядом тапочки, не нашла, наткнулась на свое отражение в гигантском, от пола и почти до потолка, зеркале, которое, впрочем, оказалось дверцей шкафа. Инночка устроила в шкафу куртку и шарф и без приглашения потопала в единственное в этой квартире место, где она уже была — на кухню.
— Вообще-то, я гостей в гостиной принимаю, как положено, — донеслось ей вслед.
— Я не гость, — сурово сказала Инночка. — Я тут с гуманитарной миссией: оказать медицинскую помощь туземному населению. Садись ближе к свету, будем из тебя белого человека обратно делать. Истинного арийца.
…Не злится. Она совсем не злится на него, вон, шутит. Чайник ставит зачем-то, заботиться будет. Надо этому Славику бутылку коньяка поставить, что ли… Он блаженно улыбался, пока она запаривала бодягу, потом (прямо пальцем!) мазала черной комковатой жижей его лицо, касаясь деревянных губ, небритых щек…
— А разговаривать с этой штукой можно? — почти не разлепляя губ, спросил он.
— Ну, — безжалостно заметила она, — разговаривать у тебя в принципе не получается. Ты или врешь все время, или нечленораздельно булькаешь, как сейчас. Так что лучше молчи. И вообще, не нервируй доктора, сейчас повязку менять буду, не дай бог рука дрогнет.
— Зачем менять? — засуетился он. — Не надо ничего менять, и так хорошо, я в зеркало смотрелся, честное слово!
— Клоун, — бесстрастно констатировала Инночка и достала из сумки пакет с перекисью и бинтами. — Где у тебя ножницы?
И тут же увидела их сама в деревянной подставке с десятком разнокалиберных ножей. Ишь ты, хозяйственный. Все необходимое есть, и все на своих местах. Почему-то это ей не понравилось.
К медицинским манипуляциям Инночке было не привыкать: Сашка с самого сопливого возраста был ребенком приключенческим, а Капитолина Ивановна крови боялась, что называется, до припадка.
Перекись шипела и пенилась, Виталий весь сжался в ожидании боли, а ее все не было и не было. Он с благодарностью подумал, что она старается не причинять ему боли. А Инночка просто аккуратно стирала свернутым бинтом с его шеи засохшие следы крови., и совершенно не думала о том, больно ему или нет. Она думала о другом.