300 дней и вся оставшаяся жизнь
Шрифт:
— И как драматургия?
— Драматургия как раз в порядке, они не дураки, классику ставят, а вот режиссура… В одном храме Мельпомены главреж, по-моему, уверен, что на дворе шестьдесят второй год прошлого века, в другом увлеклись мюзиклами, «Иисус Христос супер-звезда», «Чикаго». Мало того, что голосов почти ни у кого нет, так еще и постановка… В общем, все как в телевизоре, только вместо Ричарда Гира ломается лысый толстячок в убогих декорациях. Томка, где кураж, а?
— Ин, ты от темы не уходи…
— Уходить не от чего. Он ведет себя… не знаю… Как старый друг. Правда, с ним не скучно… Но мы вместе работаем — любую паузу
— Неужели вообще не пристает?
— Он все время порывается, но каждый раз… Неуверенный в себе, в общем.
— А ты его хочешь?
— Да ну тебя на фиг, Том, я давно уже никого не хочу! Что, мне самой к нему приставать, что ли? Такие маневры надо было начинать, когда он с разбитой головой дома валялся, а я из себя Мать Терезу изображала. Тогда была пара моментов, чтобы дело до поцелуев дошло… Наверное.
— Я тебя не понимаю! Молодая, здоровая, красивая баба…
— Том, я не так воспитана. Ну, не могу я мужика в постель затащить. И не хочу.
— Давай поставим точки над всеми буквами, Лучинина. Ты мужика не хочешь или этого мужика не хочешь?
— Не знаю. Мне, наверное, нужно, чтобы мужчина был в меня влюблен. Или хотя бы играл первую скрипку в отношениях. А этот… Предоставил мне карт-бланш, и сидит, ждет у моря погоды. У всех проблема — как с нормальным мужиком познакомиться, а у меня — как с ним отношения начать. Позвонить и сказать: заедь за мной, у нас сегодня будет секс? Я так не умею. Понимаешь, все должно получиться само собой, как… Ладно, ты не в курсе.
К счастью, Томка, видимо, прослушала последнюю фразу, уж больно громко галдели в воде пацаны.
— А ты его с мамой познакомила?
— Зачем? И как я его представлю: это мой новый ухажер, но ты не волнуйся, он, как выражается наша Катька, «ни украсть, ни покараулить»? Мама человек серьезный, она его про зарплату спрашивать начнет.
— А какая, кстати, у него зарплата? — тут же с живым любопытством поинтересовалась Тамара.
— Том, ну ты вообще о чем говоришь? Какая зарплата, он же не директор, вернее не только директор, он еще и хозяин. Сколько надо денег, столько и возьмет.
— Сколько надо — это хорошо. Перспективный жених… С мамой — понятно. А нам ты его показать не хочешь?
— Что значит показать? Он что — пудель выставочный?
— Вот ты и попалась, Лучинина. Помнишь, Катька тест такой забавный замутила: представить всех знакомых в виде собак разных пород? Пудель! Вот кем ты его считаешь. То есть существо эстетическое, но абсолютно бесполезное. Мы с тобой спаниели ярко выраженные, в нас эстетичность с пользой сочетается. Мишка мой — сенбернар, Славик — ротвейлер, тупой и злобный, мама твоя, уж извини, такса, много шума из ничего. А Сашка — дожонок: руки длинные, ноги длинные, физиономия смышленая…
Инночке эти собачьи ассоциации понравились, и она подхватила:
— А муж мне нужен дог, сто килограммов воплощенного достоинства, танк с хвостом. И чтобы Сашке было в кого, а то родители — сброд какой-то, спаниель и ротвейлер, а?
— Ну тебя, — захохотала Томка. — Пошли водичку опробуем, первый раз в этом году, дай бог, не последний.
И подруги отправились плавать.
Обе они это дело очень любили, только Инночка плавала медленно и вдумчиво, каждый
Инночка плыла молча и думала про собачьи аналогии. Пожалуй, был у нее один знакомый «дог», выросший совсем недавно из «дожонка». Некстати в голове всплыла Генкина история про горное озеро, в котором нет дна. Хорошо, что речка здесь нормальной глубины, и спасти утопающего может любой среднестатистический мужик. Инночке вдруг захотелось рассказать лучшей подруге про Генку, про то, что было между ними, и что есть. В конце концов, Бортникова умная женщина, может, и посоветует чего. Или просто посочувствует, поддержит.
Ждать Томку на берегу пришлось долго, пока эта русалка нарезвилась, Инночка успела и обсохнуть, и согреться.
— Красота! — Тамара рухнула на покрывало как заправский каскадер: из положения «стоя, руки в стороны», как подкошенная. — Только подростки орут, спасу нет.
— Ты сама всегда, когда плаваешь, разговариваешь. И разговариваешь очень громко. По совести сказать — орешь на всю речку.
— Да? — беспечно отозвалась Томка. — А я и не замечала.
Некоторое время они валялись в тишине. Потом Инночка решилась:
— Тамар, я тебе рассказать хочу кое-что. Ты только не перебивай, я и так собьюсь. Во всей моей личной жизни, в которой ты никак не можешь разобраться, есть неучтенный тобой аспект. Подводный камень. Целый айсберг.
И Инночка вывалила ошеломленной подруге всю историю с Генкой. В полной версии, естественно. Томка не мама.
— С ним мне было не просто хорошо, а… Как будто я всю жизнь просидела в комнате без окон, без солнечного света, без свежего воздуха, а потом кто-то пришел, взял за руку и вывел: вот он, мир. Он огромный. Он твой. Так теперь будет всегда. Я бесилась первое время страшно. Помнишь, больничный у тебя брала? Это чтобы в конторе глаза не показывать. А потом эти письма. Знаешь, какие он письма из своей армии мне пишет? Ни за что не поверишь, что он мальчишка, в сущности. Взрослые, очень красивые письма. Оказывается, он образованный и интеллектуальный… И там, в этих письмах, что ни слово, то — люблю. Я не знаю, как это получилось. Наверное, просто на такое невозможно не отозваться… С другой стороны, молодой совсем, ну какая может быть любовь, какое будущее? Как на меня люди смотреть будут?
— А он красивый? — неожиданно спросила Тамара.
— Н-не знаю… Не думала как-то. Ну, он высокий. Очень высокий, сто девяносто — это точно, может быть, и выше. Волосы темные, смотрит всегда исподлобья… Тьфу ты, фоторобот какой-то… Я тебе дома фотку покажу, с Нового года, с корпоратива, кажется, только не с этого, а с прошлого. Не знаю, красивый или нет. Для меня — красивый.
— И что тогда ты себе мозг выносишь? И мне заодно. Жди своего Сирано из армии, на письмо ему ответь, обратный адрес же в природе существует? А шеф твой пусть делает, что хочет. Что ты на меня уставилась? Подумаешь, мезальянс, девять лет разницы! Да так миллионы живут, причем, обрати внимание, долго и счастливо. Я, Лучинина, думала, у тебя и правда проблемы, а ты, оказывается, просто из позапрошлого века. Тургеневская девушка средних лет. Смотреть противно.