300 дней и вся оставшаяся жизнь
Шрифт:
Катькиного бойфренда подружки, собравшиеся, как и было условлено, в Инночкином дворе поздним утром в субботу, оглядывали с некоторым недоумением: декларированный мужчина Катькиной мечты — мачо и гламурный подонок в одном флаконе, — ничего общего с молодым человеком, сопровождавшим Екатерину Александровну, не имел. Немногим выше роскошной, шестипудовой Катерины, он был тощим, носил очки и невразумительную прическу. На вид Диме было лет двадцать, и больше всего он походил на краснодипломного выпускника какого-нибудь заумного факультета. Что могла найти Катька в этом ярко выраженном ботанике — загадка.
Забавную деталь, объединявшую всю компанию, первой заметила Томка: все,
— Все люди как люди, а Фридка у нас чистая принцесса, — дразнила Фриду Тамара. — Знаете, как эту ткань делали? Сфотографировали цветущий луг с высоты птичьего полета!
В этот момент во двор въехала машина Витки.
Инночка машинально взглянула на часы: одиннадцать ноль-ноль. От Виталия, закрывавшего машину, это движение не укрылось. Молодец, тетушка, просчитала…
Катькин скромный внедорожник — это она считала свой внедорожник скромным — был уже загружен, оставалось только рассесться по машинам. Ну и познакомиться, конечно. Виталий клюнул Инночку в щеку, чуть ли не первый раз в жизни — обозначил свой статус. Инночка, чувствуя себя нелепо, особенно после тихого Томкиного: «Девочки, вторая премьера за день!», — принялась знакомить Виталия с народом. Хорошо Катьке, у той все просто, запомнили, не запомнили: «Теть Кап, бабоньки, это Дима, прошу любить и жаловать!» И бедный Дима, путаясь в ногах и яростно поправляя очки, ходил по кругу, протягивая узкую влажную ладошку, силясь запомнить, кто есть кто. Инночка не собиралась ставить Виталия в такое же дурацкое положение.
— Мама, познакомься, это мой друг Виталий, я тебе о нем много рассказывала. Виталий Валентинович! — Она нарочно озвучила отчество для пацанов: по имени называть неприлично, а для почти родственного «дядя» Витка еще не созрел. — Позволь представить тебе моих подруг и друзей…
Голубев был сдержан и любезен. В своих льняных брюках и светлой рубашке военного покроя он смотрелся в этой почти туристического вида компании так же чужеродно, как и Фрида. На поэтессе его взгляд на секунду задержался. Ему не доводилось видеть таких женщин, по крайней мере, на расстоянии вытянутой руки. Он не назвал бы эту женщину красавицей в общепринятом смысле этого слова — слишком худа, слишком бледна. Тонкие, изогнутые губы, острый, изящный нос, глаза темные, ресницы и брови — очень черные. А волосы… Таких волос он прежде вообще не видел. Наверное, большого труда стоит хотя бы вымыть и расчесать их, не говоря уже о какой-то более-менее сложной прическе. Очень густые и очень длинные. Даже с виду тяжелые. Наверное, именно про такие волосы в романах пишут, что лучше всего они смотрятся разметанными по подушке. Он поймал себя на этой мысли, удивился, смутился и поспешно отвел взгляд от этой эльфийской принцессы.
Погрузкой — видимо, на правах самой шумной — распоряжалась монументальная женщина с лицом древнегреческой статуи. Катерина, вспомнил Виталий. Какое счастье, что мнение этой Афродиты совпало с предупреждениями и рекомендациями тетушки, — в его машину отправились чем-то похожая на Инночку женщина со своим мужем (Тамара и Михаил, — вспомнил он), эльфийская принцесса с необычным именем и сама Инночка. В джип к Афродите уселись юноша бледный со взором горящим Дмитрий, Капитолина Ивановна и два долговязых подростка.
Катька посигналила, и кавалькада тронулась в путь. Из города выбирались, несмотря на выходной день, аж минут двадцать, зато до заветного Кутафино домчались в
— Надеюсь, все дома позавтракали? — спросила Катька, и, не дожидаясь ответа, как лозунг на митинге, выкрикнула: — Тогда айда на речку!
Предложение встретили с энтузиазмом, женщины отправились в дом переодеваться, мальчишки рванули с места в глубину сада, Капитолина Ивановна мобилизовала Мишу выкладывать на стол пакеты из багажника Катькиной машины.
— Мам, собирай народ купаться, я тут сама по хозяйству разберусь, — сказала Инночка.
— Я тебе помогу, — ухватился за спасительную соломинку Виталий. Единственный знакомый человек оставался, а отправляться на речку ему, не умеющему плавать, со всеми этими шумными, веселыми, но практически незнакомыми людьми…
К тому же, он совершенно не представлял, когда следует вручать подарок.
Через пару минут они остались вдвоем. Инночка разбирала то, чему предстояло стать праздничным обедом, — что-то таскала в дом, что-то раскладывала на столе. Виталий прервал ее бурную деятельность, подойдя сзади и взяв за плечи. Она оглянулась.
— Ин… Подожди. Я в цветах ничего не понимаю, просто не люблю, когда они вянут в вазах…
Это он врал. Обдумывая процесс ее дня рождения, он считал ведро алых роз обязательной составляющей. Охладила его пыл мудрая тетушка. Цветов Инке дарить не стоит. Все женщины любят цветы, но если многократно повторять приятное действие в негативном контексте… Проще говоря, ее бывший вечно с вениками таскается: он, значит, ей розы, а она косоротится. Короче, не надо дарить ей цветов, не надо напоминать, не надо вызывать неприятных ассоциаций — примерно в таком ключе наставляла его Полина Георгиевна. И оказалась права: Инночка одобрительно кивнула и улыбнулась. Он продолжил:
— Я никогда на тебе никаких украшений не видел. Конечно, золото в позолоте не нуждается, извини за банальность, и все-таки… Я подумал, что тебе понравится…
Инночка внутренне съежилась: неужели кольцо? Кольцо обязывает, принять кольцо — принять человека, отказаться — испортить весь праздник. Неужели он решился?! Это глупо, так нельзя, она не готова!
— Вот, — сказал он, доставая из кармана красную бархатную коробочку. — Эта безделушка…
Ага безделушка, как бы не так! За подарком для нее он ездил в Москву, обошел десяток ювелирных магазинов. Задача, поставленная, Полиной Георгиевной, была не из легких: вещь должна быть не крупная («Не вздумай булыжник покупать!»), но красивая, необычная и дорогая. Коробочка, тихо щелкнув, раскрылась. Внутри на белом атласе змеилась тонкая золотая цепочка с крошечным кулоном. Прозрачный камешек поймал солнечный луч и брызнул радугой. Не дав растерявшейся Инночке и рта раскрыть, Виталий вытащил подарок:
— Можно я сам на тебя надену? Повернись.
Она медленно повернулась к нему спиной и подхватила рукой порядком отросшие с зимы волосы. Он близоруко склонился к мелкому замочку недлинной цепочки, пальцы сразу стали неловкими, от нее пахло солнцем и полуденным лугом, и больше всего на свете он хотел поцеловать эту беззащитно открытую шею, незагорелое плечо… Но вместо этого зарылся носом и губами в ее рыжие волосы.
— Вит… — тихо, с паузами, начала она. — Может… на речку пойдем… искупаемся?