365 дней твоей любви
Шрифт:
– Не знаю. То же, что и ты, – слегка веду плечами. На самом деле неважно. Я сейчас занят изучением её клёвых рисунков.
– Я буду вино, – как ни в чём не бывало произносит она.
Я киваю, соглашаясь на её игру:
– Меня устраивает.
Дашины зрачки расширились, и она, водя глазами по двери, над чем-то размышляет. Видимо, никак не рассчитывала на такую быстрое и безоговорочное сближение.
Глава 2. Даша
Ну, раз мой новый знакомый не против, то поспешу на кухню. Родители
В темноте лестницы аккуратно, практически бесшумно спускаюсь на первый этаж, лишь некоторые половицы ступенек выдают меня, предательски поскрипывая, а ведь производитель обещал отцу, что эта дорогая конструкция не рассохнется ещё очень долгое время. Обман. Везде сплошной обман. Вот и сейчас я боюсь, что Никита нагло брешет.
Проверим.
В комнате, где хранится вся мамина утварь, так же сумрачно, а в потёмках найти крохотный штопор – бесполезное занятие. Поэтому я зажигаю небольшую лампу над барной стойкой и достаю из шкафа непочатую бутылку красного сухого вина.
Тёплое… Блин. Ладно, сойдёт.
Обычный и привычный мне советский штопор так и не нашёлся, зато перед моим носом оказался электрический прибор для открывания всех видов пробок. Родители пользуются им, когда приходят гости, – пришло время и мне попробовать. Поставив электроштопор в вертикальное и устойчивое положение, я принимаюсь нажимать на кнопку включения. Механизм тут же заработал, полезный помощник загудел, но через несколько секунд я с ужасом понимаю, что деревянная пробка бутылки раскрошилась на мелкие кусочки, которые благополучно осели в тёмно-бордовой жидкости.
Чёрт. Что обо мне подумает Никита? Что я неумеха неуклюжая и малолетка? Эх, будь как будет, нужно только прихватить с собой два высоких стеклянных бокала для наших тихих посиделок. И кто тянул меня за язык, кто заставилл сказать, что я буду пить вино? Хотела показаться взрослой… Вот дура…
К счастью, ни отец, ни мать не увидели моего короткого присутствия на кухне, и мне удалось так же незаметно пробраться обратно в свою спальню с бутылкой вина в одной руке и с двумя бокалами – в другой. Спиной толкаю дверь и нечаянно сталкиваюсь с Никитой, который всё ещё рассматривает стену над изголовьем кровати. Поборов свою внутреннюю сконфуженность, ставлю предметы на широкий подоконник и привычным движением руки включаю патефон. Он тут же, с приятным треском, заиграл на граммофонной пластинке одну из моих любимых композиций.
– Ого… Это действительно очень круто, – делится своими впечатлениями парень. – Leonard Cohen «If it be your will» – прикольная песня! Видимо, это правда, что качество звука намного лучше, чем у скачанного в интернете.
– Сомневаюсь, – хмыкаю в ответ, слегка качая головой.
– Тогда почему… Зачем ты слушаешь пластинки?
– Мне просто нравится сама мысль, сама идея. У нас много пластинок, но большую часть собрал отец.
Я тем временем непринуждённо разливаю вино по бокалам и, подхватив оба, отдаю один Никите.
Он молча принимает его, когда я оказываюсь к нему слишком близко, совсем рядом, чтобы услышать его ровное глубокое дыхание. Снова отстраняюсь, чтобы разбить этот тесный контакт между нами, и Никита делает первый глоток.
Тут на его лице отображается недоумение, которое он тщательно пытается скрыть, но я-то вижу, что первая проба вина явно прошла не так, как положено. Его глаза начинают бегать по комнате, словно он старается придумать выгодный ход или найти решение возникшей проблемы. Похоже, вместе с напитком ему попалось что-то ещё. И, конечно же, это проклятая раскрошившаяся пробка.
Выжидающе смотрю на него, замечая как начинают проявляться первые рвотные позывы. С надутыми щеками, перекатывая вино во рту, Никита старается не раскашляться, и я, сжалившись, признаюсь в содеянном:
– Пробка, наверное, раскололась. Прости…
Но к моему удивлению он не выплёвывает содержимое рта в окно и не несётся, сломя голову, в туалет. Он… проглатывает, стараясь делать вид, что ничего криминального не произошло.
Застыв, стою перед ним с нетронутым вином в руке. Наверное, мне тоже следует отведать его «многогранный вкус». Медленно отпив глоток и прогнав терпкую жидкость по стенкам полости рта, не обнаруживаю ничего подобного: никаких крупиц, осколков или трухи.
– Знаешь, когда я по-настоящему счастлива? – вдруг отвернувшись к окну и рассматривая ночной пейзаж, задаю, пожалуй, странный для него риторический вопрос. – В четыре часа. Приходишь домой с учёбы, солнце светит в окно, и от этого ковёр становится тёплым-тёплым. – Инстинктивно сажусь на мягкий пол и мечтательно прищуриваюсь. – Тогда я опускаюсь на него и начинаю вырезать картинки. Я обожаю вырезать их из журналов и газет. Честно говоря, никогда не чувствую себя более счастливой, чем когда нахожусь одна и занимаюсь своим любимым делом.
– Я понимаю, о чём ты, – кивнув, откликается Никита. Он облокотился на комод и выглядит сейчас очень симпатичным и милым. – Я не так часто один, точно уж не дома, но зато у меня есть машина. Иногда по вечерам я просто катаюсь вокруг своего района, слушаю музыку. Стёкла опущены… музыка гремит на всю катушку…
– Ты уже занимался сексом? – резко перебиваю его я. Господи, что за бред я несу? Мне-то какое дело до этого?..
Его брови поползли вверх, щёки краснеют на глазах, заливаясь ярким румянцем.
– Что?
– Просто спрашиваю, – заверяю парня в своей адекватности.
– Честно? – настороженно спрашивает он.
Я, нервно рассмеявшись, вскидываю руки:
– Нет, солги мне.
– Да, он был. Но у меня это не так часто, как ты думаешь.
– Конечно, девушки ведь в очередь выстраиваются, чтобы переспать с тобой. – «Даша, ты только посмотри на него: он же привлекательный, умный, дружелюбный парень. Да из него так и прёт нежность. И ты думаешь, что он остался в девственниках? Выброси эту чушь из головы – он не мог быть один всё это время. Подумаешь, ему нравится Каролина, но это не отнимает у него права иметь отношения с другими девушками».