40 австралийских новелл
Шрифт:
Он немного помедлил, наблюдая за девушкой. Она поблагодарила толстуху и побрела к трамвайной остановке. Там она стала, прислонившись к кирпичной стене.
Инкассатор включил мотор и повернул руль. Он подъехал к девушке.
— Не подвезти ли вас домой?
— Пожалуйста, — сказала девушка. — Мне нехорошо.
Он открыл дверцу, и девушка уселась возле него.
— Я стояла на солнцепеке, — объяснила она, — и почувствовала себя плохо, но не успела дойти до стены.
— Вот так оно и случается, — сказал инкассатор. — Сразу подступит, и не заметишь. Вы где живете?
— На
— За Джонсон — стриг?
— Да.
На Веллингтон — стрит он спросил:
— А теперь куда?
— К тому дому с коричневым забором.
Он подъехал к калитке.
— Большое вам спасибо, — сказала девушка. — Не знаю, что бы я делала… И надо же, чтобы такое несчастье приключилось… А эти люди… такие противные… ужасно. Но вы добрый, вы не такой, как они.
— Ну, что там, пустяки, — сказал инкассатор поспешно. Ему стало неловко.
Он смотрел, как она идет к калитке, и почему-то чувствовал себя предателем. Она открыла калитку и, обернувшись, помахала ему.
— Послушайте! — крикнул он, высовываясь из кабины. — А я ведь тоже стоял вместе со всеми!..
КАК ТЫ ТАМ, ЭНДИ? (Перевод С. Литвиновой)
Джо не особенно любил бегать. В тех редких случаях, когда он был вынужден лететь со всех ног, можно было голову дать на отсечение, что за ним гонится любимый баран Макферсона или, ругаясь на чем свет стоит, тяжело топает какой-нибудь бродяга — свэгмен.
Джо вечно дразнил баранов и отпускал замечания по адресу пьяных свэгменов. Высунув из-за толстого дерева голову, он напевал вслед подгулявшему парню:
Как свинья, наш Джон напился И в канаве очутился.Спасаясь от свэгменов и баранов, Джо бежал с такой прытью, что его короткие штаны сползали с живота и трепыхались ниже колен, а изжеванный галстук матроски словно прилипал к груди.
А вообще-то Джо больше любил сидеть, чем бегать. Он любил устроиться поудобнее на бревне и, опершись локтями о колени, следить, как наши собаки вынюхивают в кустах кроликов.
Может быть, он стал меньше бегать из-за меня. После перенесенного полиомиелита я вынужден был ходить на костылях, а Джо принадлежал к таким товарищам, которые незаметно для себя приспосабливаются к возможностям тех, кого они любят.
Когда мы с ним гуляли по лесу, он старался делать короткие переходы и долгие привалы. Постепенно ему самому начало это нравиться.
— А хорошо вот так просто сидеть и разглядывать все вокруг, — говори^ он, когда чувствовал что мне нужно передохнуть.
Джо разглядывал решительно все. Муравей для него представлял такой же интерес, как слон для ребят с менее ярким воображением.
— Если бы муравей был ростом со слона, дал бы он жизни этому слону, — как-то заявил Джо после глубокого размышления.
Каждый год в небольшом городке Туралла, расположенном в трех милях от нас, устраивались спортивные состязания. Их проводили в большом загоне для лошадей, за городским клубом.
В этот день
— Да, дождичек не помешал бы…
Завтракали здесь же, расположившись на траве у своих колясок. Ели бутерброды, запивая чаем из жестяных походных чайников.
В такой день взрослые обычно занимались пересудами, адети с криком носились между палатками и стойлами.
На праздник съезжались все. Если ты не приехал — значит ты чудак или просто обиделся на комиссию по устройству состязаний.
Как только на стене почтовой конторы появлялась первая афиша, около нее сразу же собиралась толпа возбужденных школьников. С этого дня вся их жизнь протекала под знаком предстоящего события. Тот, кто умел хорошо бегать или ездить на велосипеде, начинал задирать нос, а тот, кто ничего не умел, еще сильнее чувствовал свое ничтожество. Владельцы велосипедов разговаривали друг с другом только гоночными терминами и, мчась наперегонки в школу, вспугивали пеших товарищей возгласами: «Эй, сойди с дистанции!», «А ну, посторонись, выхожу на прямую!»
Школьные бегуны выстраивались в положение «на старт», касаясь земли кончиками пальцев, и по команде «марш» срывались с места и бежали на носках, как заправские спринтеры, а не так, как обычно. Постепенно замедляя бег, они разводили руки и украдкой поглядывали, смотрят ли на них девочки.
Мы с Джо старались не замечать перемены в наших товарищах и напускали на себя вид бывалых спортсменов. Со скучающими лицами выслушивали мы хвастливые речи школьных претендентов на звание чемпиона города, но через несколько дней Джо не выдерживал: он топтался у стартовых ямок или вдруг на большой скорости проносился мимо застигнутых врасплох товарищей, — это он устраивал «легкую разминку» вокруг школьного двора.
Каждый раз Джо оправдывал свой неожиданный интерес к спорту наследственностью: его дед, покоящийся теперь на гураллском кладбище, в свое время был знаменитым бегуном.
— Понимаешь, это у меня в крови, — объяснял мне Джо. — Я никогда не любил бегать, но меня так и подмывает, и ничего тут не поделаешь.
Каковы бы ни были причины происходившей с Джо перемены, это увлечение отнимало у него уйму времени. По вечерам он, сняв башмаки, прыгал через бревна или бегал по кругу, как лошадь, закусившая удила. При этом он сам давал себе тренерские советы, сам подбадривал себя возгласами из публики или от имени болельщиков осыпал про клятиями воображаемых соперников, пытающихся вырвать у него близкую победу.
Я сидел на траве и тоже давал советы.
— Береги силы, все отстали! — орал я, когда Джо проносился мимо меня. Он никогда не убегал далеко — ему нужны были зрители.
— Я кого хочешь обгоню! — кричал он, глядя на верхушки эвкалиптов и прыгая передо мной на носках. Должно быть, его вызов был принят, так как он вдруг подал команду «на старт» и пригнулся к земле. Но, наверно, другие бегуны мешали ему, и он завопил:
— А ну, отойди подальше! Кому я говорю?