500 сокровищ русской живописи
Шрифт:
ПАВЕЛ КУЗНЕЦОВ. Натюрморт. Утро. 1916. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Мир привычных бытовых вещей Кузнецов переводит в категорию вечности. В центре стола возвышается, словно священный сосуд, высокая голубая ваза. Вокруг нее разложены напоенные солнцем желто-розовые земные плоды. Объемные фрукты на столе находят продолжение в фруктово-цветочных мотивах узора скатерти. За окном виднеется призрачный городской пейзаж. Крыши домов напоминают полупрозрачные голубые кристаллы – знак хрупкости, скоротечности бытия.
МАРТИРОС САРЬЯН. Финиковая пальма. Египет. 1911. Картон, темпера. Государственная Третьяковская галерея, Москва
По словам М. Волошина, Сарьян благодаря своему таланту и учителям имел уникальную возможность быть европейцем в Азии и азиатом в Европе. Сцена около пальмы в Египте увидена глазами импрессиониста и одновременно мастера, постигшего пластическую и колористическую формулу Востока. Каменные фасады домов почти без окон и фигуры сидящих на земле людей словно оцепенели от вечного зноя. Динамическую остроту в картину вносит морда верблюда – через мгновение он «продолжит» движение, и иерархически неподвижная сцена сразу наполнится жизнью.
МАРТИРОС САРЬЯН. Улица. Полдень. Константинополь. 1910. Картон, темпера. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Армянин по национальности, прошедший обучение в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, Сарьян сумел средствами новой европейской живописи открыть тайну близкого ему Востока. Композиция картины строится как остановленный в вечности кадр, как застывшая формула восточного города. Узкая улица наполнена полуденным зноем. Это ощущение рождается из резкого, звонкого контраста затененных серо-синих домов и ярко-оранжевой дороги, впитавшей в себя огненные лучи южного солнца. Кажется, что картина у Сарьяна рождается мгновенно, на одном дыхании – несколькими широкими взмахами кисти, несколькими локальными пятнами цвета.
НИКОЛАЙ САПУНОВ. Голубые гортензии. 1907. Холст, темпера. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Сапунов был одним из лидеров объединения «Голубая роза». Серебристо-голубые цветы призрачным облаком заполняют пространство холста, образуя дивной красоты декоративное монументальное панно. Если приглядеться, то можно увидеть, как в глубине цветочных бутонов пульсируют тени, струится воздух, шелестят лепестки цветов. Букет гортензий превращается в символ вечной мечты о прекрасном гармоничном мире, сотканном из небесных райских цветов.
НИКОЛАЙ САПУНОВ. Натюрморт. Вазы, цветы и фрукты. 1912. Холст, темпера. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Живописные искания Сапунова близки французским импрессионистам. Он влюблен в музыку цвета и линии. Вместо плотного, определенного мазка и четкого цветового пятна – слегка размытые очертания предметов, сложные перетекания цветовых рефлексов, создающие ощущение таинственного мерцания поверхности. Сапунов любит нарядные, аристократичные натюрморты с драгоценными вазами, старинным хрусталем, роскошными английскими розами. Все это образует стройную, классически уравновешенную композицию, сияющую изысканными переливами приглушенных синих, серебристых, охристо-красных тонов.
НИКОЛАЙ КРЫМОВ. Московский пейзаж. Радуга. 1908. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Пейзаж Крымова, участника объединения «Голубая роза», проникнут лирической интимностью, но эта интимность иного рода, чем у Левитана. Композиция организована по ритмическим законам декоративного панно. Цвет обособляется от натуры, становится более насыщенным и декоративным. Художник создает радужный мир, наполненный радостью и счастьем. Он работает короткими, пастозными мазками, предпочитая выбеленные, пастельные оттенки – персиковый, нежно-зеленый, ярко-синий.
КОНСТАНТИН БОГАЕВСКИЙ. Корабли. Вечернее солнце. 1912. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Богаевский жил и работал в Феодосии. В Крыму он нашел главную тему для своих работ – историю этой овеянной легендами древней земли с ее вековыми скалами и холмами под сиянием южного солнца. Стилистически картина напоминает декоративные полотна К. Лоррена, но природа здесь выглядит более стихийной, могучей. В сказочную бухту в ослепительном сиянии лучей закатного солнца входит корабль. Ему навстречу, словно гигантские исполины, поднимаются древние скалистые уступы – манящие и грозные, хранящие неисчислимые тайны и сокровища.
По цвету все картины Богаевского похожи на подернутые патиной древности гобелены с преобладанием всех оттенков старинной бронзы.
МИХАИЛ ЛАРИОНОВ. Цветы (Два букета). 1904. Частное собрание
Ларионов еще в годы обучения в Московском училище живописи, ваяния и зодчества проявил себя как подлинный новатор, ниспровергатель устоев. Он искал свою дорогу в искусстве, «примеривая» на себя разные стилевые направления. Ранние произведения художника исполнены в традициях импрессионизма. Историк искусства Н. Пунин писал о Ларионове: «Первое, что обращает на себя внимание <…> это отношение его к поверхности холста. Ни один из русских „импрессионистов“ тех годов не осознавал в такой полноте, как Ларионов, единства живописной поверхности…»
МИХАИЛ ЛАРИОНОВ. Розовый куст. 1904. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Пейзаж «Розовый куст» написан длинными, подвижными мазками. Их ритм задает композиции живую пульсацию, рождает ощущение пробивающихся сквозь листву лучей солнца. Изумительно красива колористическая гамма картины, построенная на ликующем сочетании ярко-зеленого, синего и розового цветов.
МИХАИЛ ЛАРИОНОВ. Рыбы при закате. 1904. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
«Рыбы при закате» – одна из лучших работ импрессионистического периода Ларионова. Большие, только что выловленные рыбы показаны художником в феерическом живописном блеске: их чешуя переливается всеми оттенками закатного солнца. Колорит строится на эффектном взаимоотношении усиливающих друг друга дополнительных цветов: густого синего в тенях и ярко-оранжевого, красноватого и охристо-желтого в чешуе.