505
Шрифт:
Пусть камни тут скрипят,
песок с водой их гладят,
касаясь наших пят,
с ракушкой тихо ладя.
И солнце пусть глядит
на пляжный танец этот
и зонт, что смело вбит
и красящий нам лето.
И море пусть молчит,
в наш шёпот не встревая;
и пусть вино горчит,
внося интригу в рае.
Какой прекрасный рай!
Горою высься мило.
Звездой лежу, –
закрыв собой светило.
И пусть лучи волос
взамен ему сияют,
и прыгают меж поз,
минуты так сменяя!
Свет
Пылают жаром тела печи,
рисунки дарит честный взор,
и льётся музыка из речи
и чистый свет из ясных пор.
Улыбка каждый лик приветит -
то враг ли это или друг.
И мёд сочит и ярко светит
в выси? блестящий неба круг.
И ширь отрадна, даль красива.
Все звуки радуют мой слух.
И рифмы пляшут все курсивом.
Влюблён я в каждого вокруг!
Вдыхаю чаще воздух мира.
Танцует шаг на сцене луж.
Гляжу на солнце – шарик сыра;
как на цариц, беззубых клуш.
Весенний день меня забавит
среди дымов и ярких стен.
И новый вдох чудес прибавит,
дурманя счастьем норы вен.
Дома, цветы и люди-блики.
Нет нынче грусти, боли, лжи!
Я – человек без маски, "ника".
Я рад, я радуюсь, что жив!
Рыбак
В тиши умело смастерил
крючок, удило, леску,
закинул метко меж перил
до вод и света всплеска.
Блесна вещала про улов,
и рыбы ей внимали
без веры, верности и слов,
прося, чтоб вынимали.
Они спасались, я ловил.
Завистники вновь ждали.
Хотел спасителем прослыть,
но удочку сломали…
Наживку сняли прямо в дождь,
укрыв от взора тряпкой,
её чтоб больше не нашёл.
И стало мне так зябко.
Лишился промысла и вод.
В садке моём лишь сотня.
Идёт за годом новый год,
лишь шире преисподня.
Забросил напрочь хобби лет,
теперь в покое, страсти
спасаю ангелов от бед
сачками – новой снастью.
Остановка "ЮВЖД"
Разъедемся пьяными в меру,
счастливыми чуть от вина,
последовав чести, примеру
по норам, где скука одна;
где стены, холодные кружки
и коврик свернулся от дыр;
где в спешке надкусаны сушки,
в кастрюле отплюнутый жир;
где нету веселья, лишь тени
молчат на полста языках,
шум пьяных наречий так ленно
опять созерцают впотьмах;
где клонятся плечи к подушкам;
где снова укорно стыдят,
и выхлопы горла, как пушка,
таранят пушинки, смердя.
Разъедемся. Взмахи ладонью,
как будто прощаясь навек
друг с другом, тоскою и болью,
ах, лётной души человек!
Андрею Юхновцу
Бархатная
Такая тёплая, что льду уютно даже,
хрусталятся снежинки, не ложась.
Ты – бриллиант среди песка и сажи,
туманами что вьются, не кружась.
Нескромная, и бархатна до неги,
кладёшься лакомо и к шее, и груди.
Пусть вовсе ты и не невинней снега,
но келья – ты средь яркой суеты.
По выемке спины ладонями и взором
плыву, по руслу, килем штиль пашу.
Со сладостью, поэзией, позором
тебя в себе причудливо ношу.
Тобою ласковой изнежен и истерзан
в потоках слов, надежды и вина.
И вкусы все, вкушённые из пе?рсей,
желанно так впиталися в меня.
И страсти льются ласковые ниже,
как водопады, и обратно ввысь.
Будь кружевней всех девушек Парижа,
ныряя в волны маковых кулис!
Татьяне Дерусовой
Влюблённый
В толпе обжитой дураками
и сотней жалоб меж причин,
бездумной речью, стариками,
и остью жал из всех личин,
среди и стройных, и холёных,
пошитых формами лекал;
среди бесчувственно-калёных
средь вееров и опахал
он скромной точкою в потоке
цветёт и в соре, и во тьме,
плевки минуя и мороку,
живёт в мечтающемся сне.
Такой живой и одинокий.
И хворь его, как чудо, дар.
Со взором мудро-волооким.
А из груди невидный пар.
Среди красивых, но лишённых
души, бредёт в пустой гурьбе,
он, тот пожизненно влюблённый,
хромы?гой тихою в толпе.
Мечты сбываются
Объяла мир любовь,
и пляшет конь в овсе,
сошла дрянная кровь,
и белка в колесе
обня?ла вдруг орех,
нагнав лихой финал;
и канул ярый грех,
как камешки в канал;
и спит телёнок в сене,