54 по шкале магометра
Шрифт:
Он выглядел просто замечательно. Здоровое румяное лицо, блестящие живые глаза; походка крайне преуспевающего человека. Но руки почему-то держал за спиной.
Он позвал девочку, она повернулась, но не подошла. Только смотрела на него исподлобья.
– Родители запретили мне разговаривать с вами. Папа сказал, что шкуру спустит, если подойдёте.
Сосед улыбнулся. Легко и по-доброму.
– Тогда не будем искушать судьбу. Я просто передам тебе привет от сестры. И подарок.
Он показал руки, в которых сидела огромная пушистая бабочка с яркими крыльями.
– Я оставлю её здесь. Это тот самый жучок, который сидел у сестры на груди. Теперь он превратился в бабочку, а она подарит столько
Лизонька подошла ближе и тронула мохнатое крыло. На пальцах остался радужный след, который мгновенно впитался в кожу.
– А как же ваша сестра? – тихо спросила девочка.
– Ей уже совсем не больно, – ответил сосед. А потом развернулся и пошёл прочь.
Антон Рохов
Скажи
Герман шел по раскаленному лучами июльского солнца асфальту и ворчал себе под нос. Уже с утра его день не задался, а липнущая к спине футболка грозила стать последней каплей в череде несправедливых придирок начальства и жаркой погоды. «А еще только обед!» – воскликнул он про себя, но тут же постарался успокоиться – не зря же три раза в неделю смотрел семинары «Сделай себя лучше». Глубоко вздохнув и изобразив на лице дежурную улыбку, Герман ускорил шаг, завидев давно поблекшую вывеску «Столовая Персик». Это место можно было назвать вполне приличным, если бы хозяин заведения раскошелился на новую букву «Р» взамен украденной несколько лет назад. А заодно на салфетки и нормальные приборы. Но кормили здесь вкусно, и поэтому уже на подходах Герман стал немного захлебываться слюной в предвкушении сытного обеда.
Когда до заветной двери оставалась всего пара шагов, за спиной послышалось цепкое:
– Молодой человек, подождите!
Герман не хотел ждать, ведь его перерыв стремительно таял, но, бегло оглядевшись, понял, что быстро шагающие мужчина и женщина обращались именно к нему. Решив, что еще не растерял последние остатки приличия, чтобы убегать от обращающихся к нему людей, он остановился. Но спустя пару мгновений пожалел о своем решении.
– Скажите, вы верите в бога? – только подойдя, спросила у него немного запыхавшаяся женщина лет тридцати и пристально уставилась. Герман замялся. Он ждал кого угодно: заблудившихся туристов, плохо притворяющихся попрошаек или, хотя бы, старых добрых алкашей с кучей невероятных и грустных историй. Но только не этих. Теперь, когда у него появилась возможность разглядеть своих нежеланных собеседников, парню хватило одного взгляда, чтобы понять – перед ним сектанты. Чистая, выглаженная одежда, пустой и надменный взгляд и еще более неубедительные улыбки, чем у него.
Июльское солнце продолжало нещадно жарить Германа, и с очередной скатившейся капелькой пота по спине его смятение быстро сменилось раздражением.
– В кого? – неожиданно даже для себя, сорвался он на крик. – Конечно верю! Каждое третье полнолуние съедаю ритуальную миску плоти Его – спагетти! После этого выпиваю бутылку красного вина и ложусь спать с мыслями о великом Летающем Спагетти Монстре!
От удивления мужчина выронил из рук книгу, которую собирался предложить Герману за символическую плату в тысячу рублей, а женщина потрясенно охнула. Сам парень, устыдившись, что сорвался на совершенно незнакомых людей, пускай они и сами к нему подошли, тихо бросил:
– Извините, я спешу.
И поспешил скрыться в столовой, краем уха услышав, как женщина прошипела – «безбожник».
***
– Скажи, ты веришь в бога? – спросил
– И что, мне сложно было ответить стандартное и вежливое «я очень спешу»? Нет же! Полез в бутылку… – продолжил он жаловаться молчаливому тигру, который словно пытался войти в искусственные заросли высокой травы и там спрятаться, но застыл на полушаге и был обречен оставаться единственным собеседником Германа. Все прочие от парня уже успели отказаться. Девушка бросила еще месяц назад, покрутив пальцем у виска и намекнув, что у парня с головой не в порядке. А друзья как неделю не отвечают на звонки. Родители и те внесли в черный список, поставив на своем первом эксперименте по улучшению генофонда страны крест.
– Так тебе и надо, тщедушный гордец! – послышался над ухом Германа знакомый до боли тоненький голосок, чуть не обеспечивший парню комфортабельное пребывание в комнате с мягкими стенами. Он раздраженно махнул рукой, отгоняя навязчивого мотылька, который стал терроризировать его сразу после встречи с сектантами. В начале все было безобидно: мотылек появлялся несколько раз в день, обвиняя парня в лени. Но чем больше проходило времени, тем чаще стал появляться мотылек, и теперь нежеланный проповедник постоянно следовал за Германом, комментируя каждый шаг. Соберется парень поесть, положит третью котлетку на тарелку, а у него над ухом тонкий, пронзительный голосок рассказывает о жутких страданиях голодных детей из неведомых Герману стран и называет чревоугодником. Раньше парень считал, что довольно стойко может переносить такое, и пытался игнорировать проповеди, но мотылек так настойчиво и красочно все описывал, что теперь каждый кусок еды давался Герману с трудом. За чревоугодником последовал блудник и, когда Герман пытался хотя бы обнять свою девушку, мерзкий голосок тут же зудел на ухо – «Прелюбодей! Развратник! Бесстыдник».
– Что стоишь, ленишься, когда столько людей страдает!? – продолжил свою проповедь мотылек, летая над головой Германа.
– Хочу и ленюсь! – в сотый раз прокричал он в ответ, под озадаченные взгляды немногих посетителей музея и одинокого охранника.
– А ты не этого хотеть должен! Знаю… Знаю, что в твоем сердце, сребролюбец проклятый! Только о том и думаешь, а не о других! – мотылек, издеваясь, пролетел у парня перед глазами, на мгновение подарив надежду, что его можно поймать. Герман неуклюже махнул своей тощей рукой, но только привлек еще больше озадаченных взглядов.
– Да что тебе надо от меня!? – парень вскочил с лавки и принялся тыкать в ловко уворачивающегося мотылька. – Я и лекарства пил, и к психиатру ходил, и свечку даже ставил! Что, других, что ли, не нашлось для твоих проповедей!? – выдохшись, он рухнул обратно и заплакал.
Люди в музее, окончательно ошарашенные тирадой Германа, бочком потянулись к выходу, опасливо косясь на него и перешептываясь. А охранник с тяжелым вздохом выдвинулся к нему. С виду парень был совсем хилый, но он все равно немного волновался – мало ли чего психи могут вытворить. Подойдя к Герману, он аккуратно похлопал того по спине.
– Ты как, парень?
– Он не отстаёт от меня! – принялся кричать Герман, отдаленно вспоминая, что после подобных выходок с ним и перестали разговаривать все знакомые. Но он все равно не мог удержаться. – Все говорит, что я грешник! Обвиняет! Будто я – самый ужасный человек на земле! Но я самый обычный! Обычный! – парень продолжал плакать и не унимался. – А все эти сектанты чертовы!
– Какие сектанты? – тупо спросил охранник, не понимая, что ему делать с этим сумасшедшим.
– Да эти! Ходят вечно со своими вопросами… – Герман всхлипнул. – Вот скажи, ты веришь в бога?