61 час (в сокращении)
Шрифт:
— Значит, он может быть еще наш.
— В таком случае мы должны были бы платить за него. За инспекцию дважды в год и за содержание. Записей о расходах нет.
— Что-то должно быть, — сказал Ричер.
— Отсутствие записей может означать, что участок в другом списке. То есть это секретный объект.
— Насколько он может быть секретным?
— Вначале был секретный. Теперь — брошен. Если вам в самом деле надо знать, я займусь раскопками. Но в обмен. — Тепло, хрипловато, с придыханием, доверительно. — Я хочу знать, как появилась
— У вас на это нет времени. У вас много работы.
— Сейчас я болтаюсь без дела. Жду звонка.
— Что-то интересное? Расскажите мне.
— Так не пойдет. Сначала вы мне расскажете.
— Добудьте мне то, что нужно, и тогда я расскажу.
— С вами трудно торговаться. Ну, хотя бы намекните.
— Ладно, — сказал Ричер. — Это был бригадный генерал.
Платон решил поужинать раньше обычного и зашел на кухню. Он любил время от времени так делать. Этим он демонстрировал солидарность со своей прислугой, но получалось всегда по-феодальному. Люди кланялись, суетились и краснели. Возможно, потому, что боялись его. Он заказал холодную закуску и горячее, взял из холодильника пиво и отправился в малую столовую на дворе. Там он вынул мобильный и позвонил на обнесенную стеной городскую виллу в ста милях от его дома. Он спросил:
— Как наши дела в Южной Дакоте?
— С адвокатом улажено шесть часов назад.
— А со свидетелем?
— Скоро.
Платон почувствовал, как к вискам хлынула кровь. Он сказал:
— Позвони ему и скажи, что дело со свидетелем не терпит.
— Позвоню, — ответил человек из города.
Платон отключился и позвонил на аэродром. Он приказал подготовить самолет, чтобы он мог вылететь в любую минуту. В полетном плане будет указана Канада, но это — для отвода глаз. На самом деле маршрут — тысяча семьсот миль туда и тысяча семьсот миль обратно. С дозаправкой перед возвращением.
Потом он набрал третий номер. Нужно, чтобы с ним полетели шесть человек. Хороших, но не настолько хороших, чтобы их жалко было оставить там.
Ричер сидел в пустой оперативной комнате и смотрел в окно. Шел снег. Небо было темное. Двенадцать тысяч окрестных душ сидели по домам, смотрели телевизор. На севере бурлила тюрьма. На западе байкеры затевали неизвестно что. И где-то неведомый стрелок готовился ко второму выстрелу.
Вошел Питерсон. Ричер сказал, что его человек поискал записи об этом старом военном объекте и ничего не нашел.
— Есть только один способ выяснить, что там, — сказал Ричер. — Разведка.
— Хотите, чтобы мы туда съездили?
— Нет, я поеду один, — сказал Ричер. — Скажу, что я из армии. Инспектирую имущество.
— Когда вы хотите поехать? — спросил Питерсон.
— В темноте бессмысленно. Скажем, завтра, как рассветет.
Питерсон сказал, что в полиции есть свободная машина без опознавательных знаков. Ричер может ею воспользоваться. Светает между семью и восемью утра.
— Я
Ричер помотал головой:
— Нет, отвезите меня к Джанет Солтер. У нее есть свободные комнаты. Она сказала мне, что предлагала поселить людей после аварии. Потом сказала, что знает о плане на случай кризиса в тюрьме. Это была зашифрованная просьба. Она хочет, чтобы кто-то был в доме, когда завоет сирена.
Питерсон кивнул. Он начал было что-то говорить, но осекся:
— Я хотел сказать, что привезу ваши вещи. Но у вас их нет.
— Поблагодарите от меня Ким за гостеприимство.
Снег валил по-прежнему, но дорога от полиции до дома Джанет Солтер была проходима. Когда Питерсон высадил Ричера, тот поднялся на террасу и позвонил в дверь. Дверь открылась. Полицейские поменялись местами. Ему открыла та, которая сидела у окна в библиотеке. Начеку, но не напряжена.
Ричер повесил куртку и направился в библиотеку. Джанет Солтер сидела все в том же кресле. Другая полицейская сидела позади нее и смотрела в окно. Занавески были раздвинуты. Джанет Солтер сказала:
— Вы умчались, не допив кофе. Хотите, заварю вам свежего?
— Буду счастлив, — сказал Ричер и пошел за ней в кухню.
— Я так понимаю, что вы заночуете здесь, — сказала она. — У Питерсонов вам было неуютно?
— Там было прекрасно. Но не люблю слишком долго обременять людей.
— Вы путешествуете налегке.
— Как видите.
— Это фобия или душевная склонность? Или сознательный экзистенциальный выбор?
— Не уверен, что я об этом так глубоко задумывался.
— Фобия означает страх перед обязательствами и привязанностями, склонность — любовь к свободе или новизне.
— Может быть, третье, — сказал Ричер. — Экзистенциальное.
Джанет Солтер налила кофе, на этот раз — в высокие фаянсовые кружки, как будто заметила, что Ричеру было неудобно держать крохотную чашечку.
— Ну, каков бы ни был ваш диагноз, я рада, что вы здесь.
17.55. Осталось тридцать четыре часа.
После кофе Джанет Солтер принялась готовить ужин. Ричер сказал, что готов поесть в городе, но она ответила, что на шесть человек готовить ничуть не труднее, чем на пять; из этого Ричер заключил, что две ночные дежурные встанут и большую часть вечера проведут вместе с дневными. Это обнадеживало.
Пока хозяйка готовила еду, он с ее разрешения осмотрел подвал. В Южной Дакоте нередки торнадо, и Ричер не сомневался, что в любом порядочном доме должно быть безопасное помещение. Из прихожей позади кухни он спустился на один марш лестницы в подвал. Верхний слой грунта здесь был слишком толст, чтобы дорыть подвал до коренной породы, поэтому он представлял собой шестигранный ящик из толстых бревен, стянутых железными полосами. Тут стоял зеленый отопительный котел, старый и в пятнах, но работал он исправно.