6том. Остров Пингвинов. Рассказы Жака Турнеброша. Семь жен Синей Бороды. Боги жаждут

«Остров пингвинов» — произведение А. Франса, во многих отношениях подводящее итог большой полосе творческого развития писателя и открывающее новый период в его деятельности публициста и художника. Вместе с тем — это один из шедевров сатиры в мировой литературе.

«Остров пингвинов» первоначально представлял собой небольшой рассказ из восьми главок — пародию на жития святых и церковные чудеса. Здесь говорилось о житии святого Маэля, об искушении его королевой Гламорганой и о том, как в старости он по ошибке окрестил пингвинов, которые, по решению небесного совета, были превращены после этого в людей. В таком виде, под заголовком «Остров пингвинов, рождественский рассказ», новое произведение А. Франса появилось 17 декабря 1905 г. в рождественском номере газеты «New-York Herald»(иллюстрированное приложение к европейскому изданию этой газеты).

Однако этим не исчерпывались все сатирические возможности найденного Франсом сюжета; уже 8 апреля 1906 г. в той же газете был напечатан «Дракон острова Альки» — рассказ из одиннадцати главок, с некоторыми изменениями использованных впоследствии в романе.

К концу года писатель отдает в «New-New-York Herald(рождественский номер, 16 декабря 1906 г.) новый рассказ «Агарик и Корнемюз, пингвинская история», где в рамке сюжета о пингвинах повторяются мотивы «Современной истории» — показывается реакционная роль церкви в политической борьбе Третьей республики.

Если иметь в виду, что почти в эти же годы Л. Франс работал над историей Жанны д'Арк, над такими антицерковными новеллами, как «Похвальба Оливье», «Чудо святого Николая», «Чудо, сотворенное сорокой», то станет ясно, что и «Остров пингвинов» вырос из сатиры на католическую церковь.

Только через год появляется свидетельство более широкого замысла: 15 декабря 1907 г. в рождественском номере «New-York Herald» напечатана «История без конца», которая с некоторыми изменениями составит впоследствии заключительную часть романа.

В окончательной редакции «Остров

«Красной нитью через все произведение проходит нагло-кощунственное глумление над христианством и специально над св. таинствами крещения и причастия и над поклонением святым мощам».

Таким образом царскую цензуру встревожил прежде всего антирелигиозный характер «Острова пингвинов». Комитет по делам печати наложил на книгу арест и потребовал привлечения к судебной ответственности всех лиц, причастных к изданию. Приговором Московского окружного суда от 10 февраля 1911 г. было постановлено книгу Франса в переводе на русский язык уничтожить.

«Остров пингвинов» продолжает лучшие национальные традиции антиклерикальной и антирелигиозной сатиры; здесь царит дух Вольтера и Рабле, дух свободомыслия и ненависти ко всякому мракобесию. Почти каждая из новелл, составивших книгу, — это «философская повесть» в духе XVIII в., форма, излюбленная Франсом еще в раннем творчестве. А. В. Луначарский справедливо отмечал, что в своей фантастике Франс является «прямым потомком Вольтера», причем сознательно стилизует эти свои произведения, ибо «он преследовал те же цели, что Вольтер, продолжал дело Вольтера». Не только своеобразная реалистическая фантастика «Острова пингвинов», сквозь которую всегда просвечивает живая жизнь Франции, восходит к Просвещению; Франс порой откровенно использует литературные приемы своих учителей; так, подобно тому как это было в «Персидских письмах» Монтескье или в «Простодушном» Вольтера, в книге Франса нелепости социальной действительности показываются через обостренное восприятие неискушенного наблюдателя: ученый пингвин доктор Обнюбиль отправляется в незнакомую ему страну Атлантиду; «молодой малайский махараджа Джамби» с удивлением наблюдает империю вояки Тринко. В книге Франса поражает многообразие художественных средств, от пародии и тонкой иронии до раблезианской гиперболы, злого гротеска, прямой буффонады (как в сцене «укрощения дракона» девой Орброзой). Кажется, что рядом с умной издевкой Вольтера в некоторых местах книги слышится буйный хохот Рабле.

Как антиклерикальная и антирелигиозная сатира, «Остров пингвинов» закономерно вытекает из предыдущего творчества Франса, из его постоянной борьбы против католицизма, начатой еще во времена «Коринфской свадьбы» и продолженной в «Таис» и «Аметистовом перстне». Но в окончательной редакции это произведение значительно переросло рамки первичного замысла. Антиклерикальная тема приобрела подчиненное значение, а произведение в целом превратилось в беспощадный памфлет против всей цивилизации классового общества, в особенности буржуазной цивилизации.

«Остров пингвинов» стоит в том же ряду, что «Путешествия Гулливера» Свифта, «История одного города» Салтыкова-Щедрина. Подобно Щедрину, Франс выдает «Остров пингвинов» за историческое исследование; при этом он высмеивает буржуазную историографию. Сама композиция книги пародирует официальные учебники истории Франции. Для вящей научности в ней сохранена даже общепринятая историческая периодизация: Древние времена, Средние века и Возрождение, Новое время, Новейшее время; в книге распознаются многие персонажи и события французской истории — древняя королевская династия Меровингов (династия Драконидов), Карл Великий (Дракон Великий), Столетняя война с Англией (война королевы Крюша с дельфинами), французская революция конца XVIII в., Наполеон (Тринко) и т. д. Наконец, постоянные ссылки на «документы» (часто вымышленные) и «теоретическое» введение к истории пингвинов довершают пародию.

На рубеже XIX и XX вв. Франс обратился к жанру социального романа из современной жизни, но его интерес к исторической тематике не ослабел; долгие годы работает он над «Жизнью Жанны д'Арк» (1904–1908), создает множество рассказов на исторические сюжеты, обдумывает роман о Наполеоне, о французской революции конца XVIII в. и т. д. Взгляд писателя на исторический жанр в литературе меняется. В 80—90-е гг. XIX в., в период написания «Таис» и «Прокуратора Иудеи», А. Франс вслед за релятивистом Ренаном отрицал историческую науку как таковую, считал бессмысленными всякие попытки толковать исторические факты и устанавливать закономерности в истории. Он утверждал, что поэт скорее, чем ученый, может проникнуть в историю и воскресить прошлое силой своего воображения. Единственной задачей исторического жанра в литературе он считал воссоздание психологии, страстей, деталей быта отдаленных эпох. Теперь же, в произведениях девятисотых годов, Франс стремится обобщить исторические факты, установить причины и следствия событий и даже ставит вопрос о перспективах исторического развития («На белом камне», «Остров пингвинов»). В «Острове пингвинов» Франс пародирует не историческую науку вообще, а эмпирический метод буржуазных историков, бессмысленное собирание мертвых фактов. «Разве мы стремимся извлечь из текста, из документа хотя бы крупицу жизни или правды? Мы попросту, не мудрствуя лукаво, издаем тексты. Мы во всем придерживаемся буквы», — иронически пишет он в «Предисловии».

Дружелюбная усмешка над оторванными от жизни учеными с их бесполезной эрудицией (Сильвестр Боннар, г-н Пижонно) сменяется теперь в творчестве Франса беспощадным осмеянием мертвой науки. В «Острове пингвинов» появляется гротескный образ историка Фульгенция Тапира, тонущего в море никому не нужных исторических документов, а в «Восстании ангелов» (1913) — образ полусумасшедшего маньяка библиотекаря Сарьетта, который не дает людям дотронуться до книг и тратит долгие годы на составление каталогов, в которых никто, кроме него, не в состоянии разобраться.

Более того, Франс, автор «Острова пингвинов», ясно видит классовый характер буржуазной исторической науки и направляет острие своей сатиры именно против тех историков, которые, «списывая друг у друга», потакают обывательским вкусам и являются апологетами ненавистного писателю буржуазного общества,

«Если вы хотите, чтобы ваша книга была хорошо принята, — пишет он в „Предисловии“, — не упускайте в ней ни малейшего повода прославить добродетели, составляющие основу всякого общества: почитание богатых, благочестие и особенно смирение бедняков — этот краеугольный камень общественного порядка. Заверьте читателей, что происхождение собственности, благородного сословия и жандармерии будет рассмотрено в вашем труде с подобающим уважением».

Этой иронической декларацией А. Франс заранее отвергал нападки на «Остров пингвинов», которые он справедливо предвидел (виднейшие французские критики — Мишо, Виктор Жиро — враждебно встретили книгу), а также отвечал на неодобрительные отзывы буржуазных историков о незадолго до того опубликованной «Жизни Жанны д'Арк»,

Полемика с буржуазной историографией пронизывает все связанные с историей произведения Франса тех лет и прежде всего «Остров пингвинов», в котором перед автором не столько историческая, сколько сатирическая задача. Бесполезно искать в этом произведении, как в других книгах Франса, историческую экзотику, полнокровные образы, последовательное изложение исторических событий. Центральное место здесь (даже по количеству страниц) занимает сатира на буржуазную Францию, чуть прикрытая прозрачной аллегорией; все предыдущие главы книги только подводят к этой главной теме; фантастическая история пингвинов нужна Франсу для того, чтобы осмеять идею разумности и незыблемости буржуазного общества, показать истоки собственнического строя и его историческую обреченность.

В оценке феодального прошлого Франс перекликается с гуманистами и просветителями. Перефразируя Вольтера, он пишет: «Как сказал один из великих писателей Альки, жизнь народа соткана из преступлений, бедствий и безумств»;подобно Вольтеру и Рабле, он высмеивает теорию божественного происхождения королевской власти (первый король пингвинов, основатель династии — сын разбойника и вора Кракена), развенчивает восхваляемых историками монархов (Дракон Великий, королева Крюша и др.), обличает феодальные войны, церковные чудеса. Антирелигиозные страницы «Острова пингвинов» не раз заставляют вспомнить «Орлеанскую девственницу» Вольтера. В главах «Марбод» и «Знаки на луне» А. Франс противопоставляет феодальному средневековью античность и прославляет прогрессивную культуру Возрождения. Но прошлое интересует его в свете основной задачи книги — сатиры на современность; этим объясняется фрагментарность ее композиции и беглость некоторых разделов, отмеченная самим автором. (Так лишь несколько строк посвящено революции 1789 г.)

Изображение пингвинской буржуазной республики преемственно связано с «Современной историей» и также представляет собой острый политический памфлет. Здесь те же события, сходные образы, эпизоды, порой та же авторская интонация. С гневом и сарказмом рисует Франс насквозь прогнивший государственный строй, всеобщую продажность, алчность и разложение. Прикрываясь видимостью демократии, в Пингвинии фактически хозяйничает финансовая олигархия. Автор язвительно замечает, что слово «республиканцы» стало в буржуазной республике синонимом слов «поддельщики» или «плуты». Перед читателем проходит галерея стоящих у власти авантюристов, спекулянтов, бездарностей и пройдох. Политическое лицо буржуазной демократии художественно обобщено в гротескном образе министерства Визира, о котором в специальном авторском примечании сказано, что оно «оказало значительное воздействие на судьбы страны и всего мира».

Но даже такая республика в опасности: ее хозяевам-финансистам по существу безразлично, какой политический строй в их стране, так как они уверены, «что могут беспрепятственно действовать при любом правлении»; но они в любую минуту готовы продать республику ради монархии, «лучше всего вооруженной против социалистов». Как и в «Современной истории», Франс показывает заговор против республики, в котором объединились финансисты, аристократы, церковь и военщина. Благочестивый Агарик, князь де Босено, виконтесса Олив, интригующие для восстановления на престоле последнего потомка драконидов — принца Крюшо, — достойные собратья Жозефа

Лакриса, баронессы де Бомон, стремящихся возвратить на французский престол Орлеанскую династию, свергнутую революцией 1848 г. Заговор эмирала Шатильона воспроизводит перипетии провалившейся в конце 80-х гг. попытки генерала Буланже произвести во Франции государственный переворот.

Блестящий образец сатирического мастерства Франса — эпизод «Дело о восьмидесяти тысячах копен сена», с вольтеровским остроумием высмеивающий буржуазное правосудие. Основой для этого сюжета послужил нашумевший в 90-е годы судебный процесс французского офицера Дрейфуса, ложно обвиненного в государственной измене, процесс, явившийся поводом к ожесточенной борьбе реакционных и прогрессивных сил страны. В свое время А. Франс, так же как Эмиль Золя, принял активное участие в этой борьбе на стороне демократии и затем, по свежим следам событий, рассказал о них в «Современной истории». В «Острове пингвинов», вновь возвращаясь к этому эпизоду из политической жизни Франции, Франс ставит перед собой задачу на единичном примере показать гнилость всей нравственно-политической системы буржуазного общества.

Но если А. Франс с огромной художественной убедительностью разоблачил реакционную клику Гретоков, Пантеров и их соратников, то прогрессивный лагерь, противостоявший реакции, в книге показан мало. В действии даны только одиночки-гуманисты: писатель Коломбан, астроном Бидо-Кокий, а также садовод Шоспье. В «Острове пингвинов» излюбленные герои Франса выходят из своего уединения, чтобы броситься в гущу общественной борьбы; однако их деятельность носит печать донкихотства, ибо сам автор в этот период уже разочаровался в борьбе в одиночку. С горечью отмечает А. Франс слабость и разрозненность социалистического движения во Франции (об этом он писал и в романе «На белом камне» и, еще раньше, в «Современной истории»), отсутствие единства в рядах социалистов в минуту, когда над республикой нависла угроза. Наконец, с большой проницательностью он бичует предательство и оппортунизм лидеров II Интернационала в сатирических образах «товарищей» Лариве и Лаперсона. Что же касается народных масс, то они проходят лишь на заднем плане романа, как некая страдающая и пассивная толпа, хотя симпатии автора явно на их стороне. Франс лишь мельком упоминает о том, что единственная надежная опора буржуазно-демократической республики — это рабочие, хотя они «и не получили от нее облегчения своей участи», что именно рабочие, «выступая на ее защиту в дни опасности, валили толпами из каменоломен и эргастул» и были «готовы умереть за нее».

«Остров пингвинов» создавался в годы усилившейся во всем мире реакции после поражения русской революции 1905 г., которую Франс горячо приветствовал и справедливо оценил как всемирно-историческое явление. Писатель наблюдал мировой промышленный кризис 1907 г., жестокую расправу с бастующими рабочими, с крестьянскими восстаниями во Франции, увеличение налогового гнета во всех странах, повсеместное ренегатство и оппортунизм социал-демократических лидеров, гонку вооружений и подготовку великими державами грабительской войны. Тяжелое впечатление от этих событий не могло не отразиться на книге и усилило мрачный колорит ее последних частей.

Самым страшным порождением капитализма в глазах Франса были войны. И в публицистике и в художественном творчестве он многократно указывал на это и решительно выступал против войны. Обличение агрессивных войн — одна из главных сквозных тем «Острова пингвинов». Не случайно раздел «Новое время» начинается с двух рядом стоящих эпизодов «Тринко» и «Путешествие доктора Обнюбиля», в которых показано, что история буржуазного общества начинается и кончается войной. В главе о Тринко, в котором нетрудно узнать Наполеона I, Франс продолжает разоблачение наполеоновской легенды, начатое еще в произведениях 80—90-х гг. («Мюирон», «Бонапарт в Сан-Миньято», «Красная лилия»). Но если прежде устами одного из своих героев он называл Наполеона «гением посредственности», «революцией в ботфортах», то теперь Наполеон для Франса «убийца республики», олицетворение милитаризма и политической реакции, «новый дракон» пингвинов, который «в течение четырнадцати лет, подобно аисту, призванному на царство лягушками, пожирал их своим ненасытным клювом», опустошил страну войнами и превратил своих подданных в калек.

Империя Тринко — прошлое Франции; в Атлантиде (Соединенных Штатах Америки), где законодатели, «положив ноги на пюпитры», в пять минут решают вопрос об истребительных «промышленных войнах» против малых народов, которых они хотят заставить покупать

По силе обличения, по тону, по зловещему колориту франсовская сатира на американскую демократию приближается к «Американским памфлетам» М. Горького. Как и Горький, А. Франс видит в «величайшей из демократических республик» наиболее уродливую форму буржуазной цивилизации; Гигантополис — тот же Город Желтого Дьявола. Знаменательно, что оба произведения созданы почти одновременно. «Американские памфлеты» Горького были опубликованы на английском языке в американской прессе в 1906 г. и должны были произвести сильное впечатление на Франса, который внимательно следил за деятельностью Горького, состоял с ним в переписке в связи с событиями русской революции 1905 г. и публично горячо протестовал против ареста Горького царским правительством. Сходство картины Америки в произведениях обоих писателей лишний раз подтверждает принадлежность А. Франса к прогрессивному лагерю в литературе.

Однако в «Острове пингвинов» нашли отражение глубокие противоречия мировоззрения Франса. Заключительная часть книги, «История без конца», рисует безотрадную перспективу вырождения человеческого общества, достигшего своего апогея. Тот же самый А. Франс, который с такой пылкостью приветствовал революцию 1905 г., в год выхода «Острова пингвинов» писал в своих статьях об «исторической неизбежности» социалистического строя и называл себя убежденным социалистом, не нашел в своем романе места для изображения борющегося и побеждающего народа. В будущем он видит не массовое революционное движение пролетариата, а бессмысленную разрушительную деятельность разрозненных анархических групп. Франс всегда отрицательно относился к анархизму, и современная прогрессивная французская критика не без оснований усматривает в финале «Острова пингвинов» грозное предостережение рабочему классу Франции, картину того, что может ожидать его в будущем, если не будет преодолена слабость и разрозненность социалистического движения, которую наблюдал на своей родине писатель.

Задавая себе вопрос о дальнейшей судьбе человечестве, А. Франс не находит решительного ответа, — над ним тяготеет старый груз скептицизма: то берет верх его вера в светлое будущее, то — горький пессимизм. В период общественного подъема, в 1904 г., писатель создает социалистическую утопию романа «На белом камне»; под тяжелым впечатлением от поражения революции 1905 г. в России и подавления вызванного ею освободительного движения в других странах, в обстановке политической реакции, в 1907 г. он пишет «Историю без конца», мрачную утопию в духе «Машины времени» Г. Уэллса (1895) или «Межзвездного скитальца» Д. Лондона (1915).

Следует отметить, что в варианте 1907 г. «История без конца» завершалась картиной запустения после взрыва столицы Пингвинии и обрывалась на словах: «На склоне холма, в саду Форта св. Михаила дикие кони щипали сочную траву». О том, что будет после крушения капиталистической цивилизации, тогда вопрос не ставился.

Через год, включая этот эпизод в роман в качестве его последней главы, Франс дописал еще одну страницу, показав возрождение буржуазной цивилизации в ее прежнем виде…

Автор сам делится с читателем основаниями для такого безнадежного вывода: он заменяет эпиграф к «Истории без конца» и на место стиха из библии, говорящего о гибели погрязшего в пороках города Содома, помещает следующие горькие строки: «После того как французы освободились из-под власти королей и императоров, после того как они трижды провозглашали свою свободу, они подчинились воле финансовых компаний, которые располагают богатствами страны и при помощи купленной прессы воздействуют на общественное мнение».

Эти слова написаны криптограммой, которую читатель должен расшифровать, и это как бы подчеркивает, что они являются ключом к книге. По словам Мориса Тореза, А. Франс «сумел разглядеть, кому именно в нашей „демократической“ стране принадлежит подлинная власть» (М. Торез. Сын народа, М. 1950, стр. 60.); но неблагоприятный поворот исторических событий, временная победа реакции в период создания романа вызвали у Франса, автора «Острова пингвинов», сомнение в возможности навсегда сокрушить ненавистное ему общество. В этом проявилась неустойчивость идейной позиции писателя в первое десятилетие XX в.

Однако для Франса ясно, что буржуазная цивилизация исчерпала себя, что у нее нет будущего, она может только топтаться все в том же кругу, что капитализм обречен историей и неизбежно погибнет под тяжестью собственных противоречий. И в этой мысли большая правда «Острова пингвинов», хотя это не вся правда истории, так же как Франс — автор этой книги — еще не весь Франс. Дальнейшая жизнь и деятельность писателя показали это с достаточной убедительностью.

Луи-Филипп I. — Король Луи-Филипп (1830–1848), свергнутый революцией 1818 г., был последним французским королем.

…Иоанна Тальпы, монаха Бергарденского монастыря. — Тальпа по-латыни значит крот; Бергарденский — название, созвучное названию бернардинского монашеского ордена, распространенного во Франции.

Ж. Лекуэнт. В стране маншотов. Брюссель, 1904, in-8°. (Прим. автора.)

«Belgica»— норвежское судно, совершившее в 1896–1899 гг. антарктическую экспедицию, первое судно, перезимовавшее в южных льдах.

Шарко Жан-Батист (1867–1936) — сын известного врача Шарко, видный океанограф; совершил два путешествия в Антарктику (1903 и 1908).

…эти птицы получили название «pinguinos», очевидно, за свою тучность. — Это объяснение носит пародийный характер. В действительности название пингвинов происходит от слов pengwen, что на бретонском языке означает «белая голова».

Ж.-Б. Шарко. Дневник французской антарктической экспедиции. Париж, 1903, 1905, in-8°. (Прим. автора.)

Гиперборейцы. — Древние греки называли так жителей Севера.