7 дней в июне
Шрифт:
– Боец, какой курс и факультет?
– Третий курс, филологический факультет, товарищ полковник. При слове «товарищ» лицо Суховеева исказила брезгливая гримаса.
– Филологический? Какими же языками владеешь?
Боец посмотрел на нас – отвечать? Андрей кивнул головой, после чего студент выдал несколько фраз на французском и испанском языках, причем французский подполковник явно понял.
– Да как ты смеешь? Господа, извольте приказать ему… – и замолчал, видимо, поняв неуместность вспышки своего гнева.
– А сменщик твой откуда? – продолжал выяснять Андрей. Ну, правильно, надо же и с личным составом поближе познакомиться, совместить, так сказать, приятное с полезным.
– С мехмата, товарищ полковник, на курс старше. У нас вообще гуманитариев мало – я и Серега, остальные – все технари.
– Хорошо. Спасибо, свободен.
– Есть! – боец, отдав честь, четко повернулся и строевым шагом вышел. А к пареньку-то коллегам надо присмотреться – ишь как с ходу вник в ситуацию и сыграл все красиво. Есть задатки-то, есть… Нечего такому красавчику в филологах делать, тем более что сейчас много людей для загранки понадобится – как «те кто был» себя поведут – неизвестно, а те, кто просто «был» – все канули неизвестно куда. Так, что-то мы отвлеклись.
– Ну что, Суховеев, убедились?
– Убедился. Хочу только заметить, что хам, даже знающий французский, не перестает от этого быть хамом.
– Вы получили с его стороны ровно тот ответ, которого заслуживали. Андрей худо-бедно понимал французский язык – сказывались многочисленные поездки на выездные матчи «Зенита» в УЕФА и общение с приобретенными во Франции и Бельгии друзьями, курс школьной программы по иностранному, опять же.
– Так почему же со мной беседует прокуратура, а не контрразведка? Особой разницы, правда, нет – я все равно ничего не скажу, из того, что знаю, ни вам, ни вашему Н-К-В-Д, или как оно у вас там называется.
Мы с Андреем, не сговариваясь, захохотали. Что он нам может рассказать? Группы, выброшенные до 22-го июня, пропали. Задачи групп, которые выбрасывались 22-го числа, где-то до вечера, известны назубок – «Гугль», то есть теперь «Яндекс», в помощь. Задача групп, которые немцы выбрасывали после него, он знать не мог – с учетом того, что обстановка стала складываться совсем по-другому, задачи в любом случае изменились. А две группы, руководителем одной из которых был он, уже обезврежены. Так что…
– Что вызвало у вас столь бурную реакцию, господа? Я сказал что-то смешное? Или вы сомневаетесь в моей способности выдержать пытки? – на «беспонтовое» обращение «фраера» – а он им сейчас и был, «фраером ушастым» – уши-то – вон какие, почти как у генерала Власова (интересная аналогия, кстати, надо бы запросить статистику в ИЦ), мы уже не отреагировали.
– Андрюха… ха-ха… микроволновка… ха-ха…
Ничто так не действует на допрашиваемого, как искренний смех следователя. Это гораздо хуже, чем разговор на повышенных тонах, топание ногами и прочие безобразия, типа сакраментальной лампы, светящей в глаза – конечно, при условии, что целью допроса является не получение информации, а закрепление доказательств. А уж если смеются, не сговариваясь, двое…
Отсмеявшись, Андрей ответил:
– Видите ли, в чем дело, Суховеев. Ни нас, ни контрразведку, абсолютно не интересуют сведения, которыми вы обладаете – мы знаем о вас все. Понимаете – все, до последней запятой. Давайте сделаем так: я сейчас расскажу вам историю вашего полка – «Бранденбург», а вы, если сочтете нужным, меня поправите.
Оппа! В Андрюхином ноутбуке, который он во время нашего разговора подготовил к работе, открылся «вордовский» файл, Я-то стоял у него за спиной – он сел за стол напротив Суховеева – и видел, как этот черт собирается пересказать диверсанту содержание скопированной в «ворд» статьи с сайта «Братишки». Когда это он успел подготовиться?
– Анрюха, ну-ка объясни?
– А что объяснять-то? Пока ты дрых, позвонил дежурный и сказал, что беспроводной нет включили, ну я и прошелся по десятку сайтов на всякий случай.
– Блин, мог бы предупредить, я бы тоже слазил, почту проверил хотя бы.
– Без толку. Похоже, почтовые серваки еще висят, я смотрел свое «мыло» – пусто, даже спама нету.
Суховеев смотрел на нас, как на идиотов. Куда можно лазить, чтобы проверять почту? Как «мыло» может быть пустым? Что за бред несут эти… эти…
Выражение морды его лица опять сподвигло нас на истерический смех.
– Итак, господин Суховеев, слушайте меня внимательно: 10 января 1940 года был сформирован 800-й строительно-учебный батальон особого назначения (нем. Baulehrbataillon z. b. V. 800), состоявший из четырёх рот. Роты дислоцировались в четырёх пунктах, впоследствии место дислокации одной из рот – город Бранденбург-на-Хафеле – дало название всему подразделению («Бранденбург»). Наименование «строительно-учебный» было присвоено для конспирации. 1 июня 1940 года батальон был развёрнут в 800-й учебный полк особого назначения «Бранденбург» (нем. Lehrregiment Brandenburg z. b. V. 800), наименование…
Когда Андрей закончил чтение, красный, тяжело дышащий Суховеев был, по-моему, близок к обмороку.
– Господа… Этого же просто не может быть… Вам известно все – абсолютно все (Естественно. В статье была масса подробностей – таких, о которых, по мнению диверсанта, могли знать только участники описывавшихся событий. Нас, правда, эти подробности не интересовали – безобразия, учиненные «Бранденбургом» в той же Франции, предметом нашего ведения не являлись. Пока не являлись). Господа… Прикажите все-таки расстегнуть наручники – слишком давят, затекли руки – и дайте, бога ради, платок и стакан воды, если можно.
– Отчего же только воды? Если вы намерены сотрудничать со следствием, то мы можем предложить вам даже стакан виски или коньяка. – а вот это правильно. В такой ситуации «клиента» пора «размягчать». Не очень этично, правда, зато надежно и практично. В связи с отсутствием оперов, наливать виски придется самим. Или…
– Боец!
В комнату вошел на этот раз уже «математик».
– Слушаю, товарищ полковник!
– Боец, перестегни задержанного, ну вот хотя бы сюда – у стола были достаточно толстые металлические ножки, к одной из которых боец пристегнул правую руку Суховеева.