7 дней в июне
Шрифт:
– Мысль следующая: ждать на том же самом месте они не будут – слишком велик риск засветиться. По направлению в сторону базы не пойдут, деревня близко, да и небезопасно это для них. Скорее всего, отойдут еще дальше, но вдоль дороги. Если Света им позвонит, они должны иметь возможность в течении короткого времени оказаться у дороги. Сидеть там постоянно и пытаться захватывать всех подеяд проезжающих – опять же бессмысленно, раз они уже просекли фишку с мобилами, то должны сообразить, что первый же ушедший от них человек наведет на них всю окрестную ЧК, – изложил свою версию Володя.
– Логично. Могу добавить следующее: если они рассчитывают на звонок Светы, то должны просчитать и вариант, что это будет подстава – за первой машиной может идти вторая с кучей «волкодавов». Значит – должны оставить группу, которой будет по силам «волкодавов» отсечь – где-то за километр-другой от основной засады.
– И с ребенком кого-то должны оставить, а уж если папаня цел – то точно
– Радиста. Первая группа, когда дуром полезла, своего «маркони» тем не менее в Крысаничах оставила. Скорее всего, это у них предусмотрено – рация-то – тяжелая, особо не натаскаешься, – вставил свои пять копеек Гриша.
Ну да, не натаскаешься. Если радист там кабан, хотя бы вполовину от тебя, то он две такие рации потащит и не поморщится.
– Место засады мы установить можем, – включился в разговор местный особист. Через коллег выйдем на оператора, он даст привязку по соте в три секунды – это даже не вопрос. Точность, конечно, будет не очень, но все лучше, чем ничего.
– А поточнее никак нельзя определить? В городе у нас пеленговали телефон с разбросом в тридцать метров.
– Вова, это не город, да и с техникой у них тут не очень, а если и «очень», то она сейчас загружена так, что «варягам» к ней доступа не будет. – пришлось мне вернуть фэйса с небес на землю.
– Ну и что нам тогда даст привязка?
– Хотя бы готовность к моменту нападения, – все мы как-то разом решили, что ловить будем на живца.
– Не будут они нападать. Если пойдет закрытая машина, в которой будет один водитель – будут тормозить, стрелять сразу точно не начнут – им ведь неизвестно, есть кто-то в кузове или нет, так что постараются сначала взять водителя и только потом «приступят к ликвидации» – и то, если приступят.
– Михалыч, а вот здесь ты прав, водителя они брать будут – на безрыбье и рак рыба, а на безрачье и рыба раком станет.
– Тогда предлагаю дубль два. Если немцы сидят в засаде, то в момент остановки грузовика будут наблюдать за ним во все глаза. Отлично. Если опять сработать «Вьюшкой»?
– Можно, но зависит от того, насколько далеко от дороги они будут. Если дальше, чем метрах в десяти – может сорваться.
– Тогда нам нужно сделать так, чтобы не сорвалось – надо, чтобы немцы были у дороги.
– А как?
– Есть другой вариант, – похоже, Игорю опять пришла в голову какая-то штука. У «Вьюшки» световой эффект в темноте выше на порядок, значит, нужно ехать, когда уже стемнеет – немцы, кстати, волей-неволей при таком раскладе ближе к дороге сядут – ПНВ у них всяко нету.
– А сроки? Ей же сказали – в течение суток!
– А она и позвонит в течение суток – ночью суток еще не пройдет. Но я бы предложил, чтобы сейчас тоже позвонила – мол, машина пойдет за продуктами для беженцев, повар с базы сказал, а какая – пока неизвестно, может, кого из беженцев пошлют, а может, с базы водителя отправят, если хотите, чтобы позвонила, когда машина пойдет – дайте с ребенком поговорить, убедиться, что дочка жива.
– В целом – принимается. Осталось два вопроса: что делать с группой прикрытия, а что – с радистом?
– С группой? Они, как взрывы услышат, пойдут к своим – не сразу, но пойдут. Раз ночь – пойдут вдоль дороги, скакать по лесу в темноте они не смогут. А у нас что есть? У нас есть ПНВ. А у них ПНВ нет. Выделим человек десять – пока будем с радистом разбираться и с засадой, они вернутся обратно и вдоль дороги на обочине залягут – по пять человек с одной стороны, по пять – с другой. Как только видят кого-то – сразу огонь на поражение, без разговоров.
– А радист?
– С радистом сложнее.
– Так. Стоп. Мы еще не узнали, кто у нас «везунчик» – ну, тот, о которого Гриша клешню повредил. Да и с «первенцем» можно плотнее поработать насчет того, какой такой Сухов – в смысле, кто у них там радистом трудится. Глядишь, чего и выйдет – до вечера у нас все равно время есть.
– Все это, конечно, хорошо, вот только у меня десятка ПНВ нет, – решил огорчить нас Старый, – так что давайте как-то по другому с группой прикрытия решать.
– Ну, это даже не вопрос, – выручил нас особист, – дадим, конечно, на благое дело. У нас они есть, только твои-то как, ими хоть раз пользовались?
– Научатся. У вас тут тир есть закрытый?
– Тир? Тира нет. А вот свет на втором подземном этаже выключить можно, так что потренироваться на кошках возможность будет. Ты-то сам как, владеешь?
– Пользовался, было дело.
– Значит, решили. Андрей, мы с тобой и Володей займемся «первенцем», а со вторым пусть опера поработают – в игры с соцзаконностью можно не играть, не тот случай.
– А что там, кстати, с «привлеченными» и Зазой?
– Да ничего. Вечером машина должна подойти, из военкомата, мужиков из беженцев забрать – и этих им сдадим, дело им найдут.
– Зазу пока оставьте. Он нам для работы с немцем пригодится. – Гриша явно замыслил что-то недоброе. – Я ему, мля, такое Гуантанамо организую – век будет помнить. Так, коллега, – обратился он к особисту, – а как бы нам тет-а-тет пообщаться?
– Легко, – особист расплылся в улыбке до ушей. Слова о «Гуантанамо», похоже, ему понравились.
До отъезда на операцию решили провести над пленными немцами еще один психологический эксперимент. Взяли их с собой на ужин, который на этот раз был значительно вкуснее, чем завтрак и обед – видимо, все-таки пошевелились снабженцы – не знаю, наши или белорусские, хотя похоже, что разница в этом вопросе постепенно стирается – вроде уже действует объединенное российско-украинско-белорусское командование. Ужин по нашей просьбе в термосах принесли в наш «гостевой домик», туда же привели немцев, с которых даже сняли наручники. Несмотря на их диверсионную подготовку, каких-либо выходок с их стороны мы не опасались – единственное, что пришлось сделать в процессе подготовки к опыту – убрать из кухни домика микроволновку – ее наличие могло вызывать у «первенца» абсолютно ненужные вопросы. А смысл опыта заключался в том, что ужинали мы в комнате, в которой был телевизор – точнее, не телевизор, а плазменная панель. А по телевизору шли новости, которые немцы, вместе с нами поглощавшие картофельное пюре с гуляшом, внимательно смотрели. О том, что такое телевизионные передачи, «первенец» знал – сказывался все-таки образовательный уровень – но вот то, что они были такого качества, в цвете и со звуком… Мда, немцы были просто потрясены. К нашему удивлению, до «новостей» показывали очередную серию «Братанов» – правда, уже самый конец, ничего нового для пленных там не было – разве что непривычные для них прически части персонажей. А вот новости… Новости были, как говорится, то, что доктор прописал. Ведущая «НТВ» начала выпуск с сообщений собственных корреспондентов с разных участков фронта. Первым показали улыбающегося старшего лейтенанта с жовто-блакитными нарукавными нашивками – этот деятель без особого напряга сжег двадцать восемь немецких танков. Алекс, когда услышал эту цифру, завопил, не сдержавшись, что это – пропаганда. Ор продолжался ровно до того момента, пока не показали танк этого старлея – самый банальный Т-64. Рот Алекса захлопнулся, он нервно сглотнул. Старый, комментируя происходящее, сказал, что старлею, вообще-то, надо бы дать по башке – на его-то машине – и всего двадцать восемь, правда, возникшее недоразумение тут же разрешила ведущая, сообщившая, что танки у немцев на данном участке фронта просто кончились. Так что Сане пришлось взять свои слова обратно – ну не виноват же старлей, в самом деле, что танков у фрицев оказалось меньше, чем у него снарядов в боекомплекте. Следующим был сюжет о работе дивизиона белорусских «Буков» – там впечатлений было немного, ибо съемки гаснущих отметок на ИКО под аккомпанемент команд офицера наведения немцам ни о чем не говорили, а взмывающие ракеты, где-то в отдалении что-то поражающие, выглядели, конечно, красиво – но не очень впечатляюще. Зато потом… Потом показали работу российской армии на Брестском направлении. Сначала пошли кадры, снятые, видимо, с беспилотника – по крайней мере, так было сказано в комментариях. Камера показывала немецкую танковую или моторизованную часть на марше. Немцы бодренько двигались в темноте, соблюдая правила светомаскировки – вот только в инфракрасном диапазоне они были как на ладони. Их было достаточно много – колонна растянулась, наверное, на несколько километров. Следующими пошли кадры, показывающие, как офицер в звании полковника отдает приказ майору – звука не было, но ситуация была понятной. А потом… Потом показали, как на самым наглым образом освещенной юпитерами телевизионщиков площадке задирают вверх свои трубы четыре установки «Смерчей». Огонь они открыли одновременно – немцы, пораженные возможностью видеть ночью, как днем, отложив ложки (вилок, как колющих предметов, им не дали), прильнули к экрану. Кадры, переданные с беспилотника – снимала уже обычная камера – явили для них, наверное, ту картину, которая может ждать их армию в том месте, куда она бодро, с барабаном на шее и отправляется – то есть в аду. Вдоль дороги прокатился огненный шторм – там горело все. На закуску показали кадры, снятые в этом же месте уже поутру – зрелище, надо сказать, не для слабонервных. Немцы встали так же плотно, как и шли – остовы того, что когда-то было танками, бронетранспортерами и автомашинами, еще дымились, вдоль колонны ходили немцы и подбирали останки погибших в ходе удара. Апофеозам для немцев стало сообщение улыбающейся ведущей о том, что в момент удара колонна находилась в пятидесяти пяти километрах от позиций военнослужащих Н-ской гвардейской артиллерийской бригады. Далее пошли внутренние новости – показали, к примеру, Сергей Адамыча, который, брызгая слюной, рассуждал о неадекватном применении силы и о том, что немецкий народ не несет ответственности за преступления режима, который если и хуже, то совсем ненамного, чем тот, который установлен в нашей стране двухглавым тандемом. Показали Михал Борисовича, шившего рукавицы, сидя под лозунгом «Все для фронта, все для победы» (видать, этот просто не знал, что сказать – с одной стороны, конечно, кровавая гэбня, а с другой – холокост-то никто не отменял). Далее пошли вести с международной арены – тут мы сочли уместным убрать звук, ибо нефиг. Подробности о переносе немцам знать было пока рановато.