7 лет, 7 дней, 7 часов
Шрифт:
Помнит, как один раз, дверь случайно закрылась раньше времени, он не успел зайти и вверх по лестнице бежал, боясь, что ей в лифте станет страшно. Она же действительно не ожидала такой оплошности от него, ведь у него всё всегда было под контролем, и конечно же, жестко отреагировала на это происшествие.
Теперь шла за пониманием, хотя о чем думала? Можно ли ожидать понимания от того, кто в неё верил, кто ей верил, кто верил в них? Разве может быть у человека такое большое, доброе и бескорыстное сердце, чтобы понять ее, ту, которая предала, которая бросила без объяснений в его двадцатитрехлетие,
А сейчас Слава идет, рассчитывая на бескорыстие и светлость человека, зная, что он строит свое счастье с другой. Какая она его другая? Славе не интересно. Она не воспринимает её. Где-то там, в глубине она уверена, что он по-прежнему ждет её. Ей даже страшно от этого. Он ждет, она придет, он снова выберет ее, она это почувствует, услышит и поймет, что напрасно она здесь, что ей этого не нужно, самолюбие потешено. Ей есть куда вернуться, ее простят, чтобы она не совершила, и уйдет она, а он останется с заново вскрытой раной и вопросами: «Зачем она приходила? Зачем мучает?»
Но как она может не пойти к нему, ведь он часть неё, как бы не против были все остальные. Он же понимал ее всегда без слов и жалел, все время жалел, не требуя ничего взамен, ни любви, ни ласки, ни понимания, он только отдавал: «Ну что с тебя возьмешь, я сам всё сделаю, у тебя же не получиться, дай сюда, положи, я сам, не поранься, так надежней, всё будет хорошо, видишь, я же говорил, держи». Теперь Слава понимает, прожить с таким человеком всю жизнь – это сказка, сказка, которую она подарила какой-то другой, которая еще не понимает, что она счастливая обладательница ТАКОГО человека, который никогда ее не придаст, если решит быть с ней.
Но пока, возможно, он еще не решил быть с той! Может Слава успеет, успеет в последний раз увидеть в нем того своего верного, родного человека, которого уже год так отчаянно избегала, решив построить новые отношения с их одногруппником.
Вот промбаза, сторож на посту, но Слава быстрым шагом проходит мимо. Чем ближе дверь мебельного цеха, тем сильнее подкашиваются ноги: «Что я делаю? Я не должна, у меня другая жизнь – мой выбор! Зачем я иду сюда? Может его здесь нет?»
Да, Слава помнит, как буквально год назад почти каждый день проделывала этот маршрут, то от нечего делать, то от нехватки средств на очередную понравившеюся недешевую вещицу, то просто ради похода в промзону – адреналин как ни как, опасно.
И вот она напротив двери, вроде похожей, так сразу и не сообразишь. Рядом с дверью сидит паренек. Может она его и видела раньше.
– Здравствуйте, а не подскажите здесь мебель собирают? – обратилась она к парню, посмотревшему на нее с удивлением.
– Да, здесь!
От этого ответа стало еще страшнее. Могла ли Слава представить, что так боязно будет ей предвкушать встречу с ним, с тем с кем она была единым целым и относила к числу самых близких, кровных людей. А сейчас боится так, что страх доходит до горла, сокращая его, заставляя слова немного вибрировать. Но она уже пришла, и отступать ей несвойственно.
– Арсений здесь работает. Он вообще здесь? –
– Да, – с прежним невозмутимым спокойствием произнес он.
– Можете его позвать. Просто я подумала, что туда заходить нельзя, служебное помещение…, – бесперебойно тараторила она уже вслед парню, который пошел звать нужного человека не догадываясь, что сейчас снимет его с проторенной за эти месяцы колеи новых отношений и новой жизни без Славы.
Она отошла под дерево, и стала ждать, секунды тянулись медленно и стучали пульсом в голове. Он вышел.
– Привет, я шла мимо, – уже не контролируя себя наклонилась и уткнулась ему в плечо.
– Арсений, я, я…
– Ну, что ты, что случилось? – спросил он, гладя ее по спине.
Его голос был настолько родным и близким, что она вспомнила, как раньше, после очередной мелкой неудачи он так же успокаивал её, когда она сопела ему плечо.
– Ну как ты живешь? – спросила она, немного отстранившись и вытирая слезы, которые не переставая бежали по ее щекам.
– Все хорошо, – ответил он довольно не серьезно.
– Ответь мне, пожалуйста, на два вопроса. Мне надо знать ответы. Только ты можешь их дать, – собравшись, сказала она.
– Спрашивай, я отвечу.
– Ты счастлив? – серьезно спросила она.
– Можно сказать, что да. У меня все хорошо, повысили. Занимаюсь тем, что нравится. Стало больше свободы. Начал больше уделять времени себе, – перечислял он.
– Нет, можешь ли ты сказать, что доволен своей жизнью и ничего бы не хотел поменять. Можешь ли ты сказать, что счастлив настолько, что ничего другого на данный момент не желаешь? Тебя радует каждый твой день? Или были в твоей жизни периоды лучше? – не успокаивалась она, желая уловить подвох, боясь осознания того, что перед ней счастливый человек… без нее.
– Ну, что ты хочешь от меня услышать? Да были моменты и лучше. Но этот период тоже не плох, – всё еще не сдавался он.
А чего она ждала, что он сразу начнет признаваться ей в любви, ползать и умолять вернуться. Да, и если бы он это сделал. Она бы сразу убежала оттуда со скоростью света от разочарования. Он не такой, он не тряпка и никогда не был ею. Он просто честный, справедливый и добрый, по-настоящему добрый без выгод. Он никогда не показывал ей свою слабость, даже когда отпускал её: «Иди к нему, если это твой выбор. Я не имею права тебя держать. Только не ври мне. Ложь унижает!»
– А если бы тебе дали шанс всё изменить. Ты бы изменил свою жизнь, – продолжала она.
– Нет, всё правильно.
– Представь. Сейчас ты находишься «между», своей настоящей и прошлой жизнью. Тебе предлагают сейчас все решить. В этот самый миг…
– Мне надо подумать…
– Пойми, у нас нет времени думать, выбор надо сделать сейчас. Остаться ли тебе в твоей настоящей жизни или попробовать что-то другое, но гарантии нет, что другое будет лучше. У нас может снова ничего не получиться. Все может стать еще хуже. Этим своим выбором ты можешь разрушить свои новые отношения, предать человека, который тебе поверил и стать таким же предателем, как я. Сможешь ли ты предать, разрушить ради веры, воскрешения того хорошего, что у нас было. У нас же оно было? – закончила она.