А может?..
Шрифт:
Йен улыбнулся.
— Претензий не имею, — со смехом сказал он. — Да и если серьёзно… Нина, сегодня ты сделала меня самым счастливым человеком на планете и исполнила мою мечту. Единственное, о чём я жалею — так это о том, что мы сейчас не рядом. Я буду скучать.
— Я тоже, Йен, — вздохнула Нина. — Но мы встретимся уже в марте, так что…
— Если бы не съёмки, я бы сорвался в Торонто прямо сейчас, — признался Смолдер. — Я не знаю, как это назвать, но у меня внутри ощущение, что сейчас я должен быть рядом с тобой. И я действительно этого хочу.
— Я понимаю, но, к счастью, всё это временно. Работай спокойно, — с теплотой сказала болгарка. — Что
Сомерхолдер насторожился. Ему не по нраву был факт, что ревностное отношение Нины к работе не изменилось в такой момент: по его мнению, именно сейчас съёмки с их сумасшедшим графиком ей были совершенно ни к чему.
— Ты уверена, что справишься? — с беспокойством спросил он. — Слушай, может, ну это всё…
Конечно, предложение Йена было неуместным, и наивно было бы предполагать, что Нина откажется от контракта и вернётся: если дело касалось работы и карьеры, её очень трудно было свернуть с намеченного пути. Он понимал это, но и сам не знал, зачем бросил такую небрежную фразу. Наверное, отчасти потому, что теперь Нина казалась ему беззащитной и хрупкой, и он чувствовал потребность как-то контролировать её.
— Йен, — уже серьёзным тоном перебила его Добрев. — Срок ещё очень маленький, всего четыре недели, так что ни о каких недомоганиях, быстрой утомляемости и других прелестях беременности и речи не идёт. Ты же знаешь о сценарии: «в Багдаде всё спокойно» — никаких драк, паркура, даже бега. Это же моя карьера. Помнишь, ты же сам говорил.
— Помню, — пробормотал Сомерхолдер. — Пожалуйста, будь осторожна, — попросил он.
— Я не враг себе и своему ребёнку. Всё будет хорошо.
Ему ничего не оставалось сделать, кроме как согласиться.
— Думаю, мне в ближайшее время нужно будет встретиться с нашим проектировщиком, — задумчиво произнёс Йен. — Надо внести кое-какие изменения в планировку дома и подумать, на каком этаже лучше обустроить детскую. Наверняка много времени небольшая перепланировка не займёт, ну, плюс одна-две недели максимум… Думаю, к концу июля точно всё будет готово.
Нина улыбнулась: ей всегда нравилось в нём умение решать проблемы сразу после их появления, не откладывая на потом, и быстро сориентироваться, причём касалось это всех сфер жизни — от работы в кинематографе до бытовых ситуаций наподобие той, которая возникла сейчас. Помимо всего прочего, Добрев уважала в нём полную отдачу всему, чем он занимается, даже если совмещать всё — съёмки, работу с фондом, постройку дома, — было очень тяжело, и была рада тому, что рядом с этим мужчиной может иногда позволить себе быть слабой.
— Слушай, я в этой суете даже забыла о том, что нам нужно что-то изменить, — смущённо проговорила девушка.
— Ничего страшного, — отозвался Йен. — Главное, если строители начнут отделывать детскую, а ты ещё будешь в Канаде, будь на связи, а то я ничего не смыслю во всех этих прибамбасах для детей… — последняя фраза Сомерхолдера прозвучала настолько жалобно и перекрывала собой весь его решительный тон, с которым он говорил до этого, так что Нина не удержалась от смеха.
— Я и сама пока плохо в этом разбираюсь, — призналась она. — Теперь я вообще не представляю, как мы справлялись с Амели целых восемь месяцев!.. Ну что, будем учиться вместе?
— Куда же мы денемся, — с улыбкой ответил Йен.
В этот момент Сомерхолдер услышал характерный сигнал, извещавший о том, что на линии ещё один входящий. Взглянув на экран мобильного,
— Слушай, Уэсли, видимо, по мне уже соскучился, надрывается, — сказал брюнет. — Я тебе чуть позже позвоню, хорошо?
— Да, конечно, — ответила болгарка. — Передавай привет Полу и всем нашим. Удачи!
— Я люблю тебя. Береги себя, — на прощание попросил Йен, и в последней его фразе отчего-то слышалась тревога. А может быть, Нине только показалось.
За окном уже стемнело — ночную мглу рассеивали лишь огоньки уличных фонарей, в тусклом свете которых было что-то загадочное и таинственное. Удивительно, но снегопадов в Торонто не было уже давно, и, более того, сугробы, наметённые ещё в январе, теперь начинали потихоньку таять. Наверное, весна в этом году в Торонто придёт раньше, чем в Ковингтон. Нину, которую впереди ожидали несколько месяцев, которые она проведёт дома, это радовало.
Дом родителей Нины вновь наполнился шумом и звонким смехом: в гости, чтобы повидать сестру, приехал Александр вместе с Катрин и Амели, и почти вся семья Добревых вновь собралась за большим столом практически в полном составе: не хватало разве что Йена, которого все родственники Нины уже давно считали членом семьи.
Негромкий треск камина, приятный аромат яблок и корицы, доносящийся с кухни и так сильно напоминающий о детстве, ужин в кругу родных, а теперь — разговоры с Микаэлой обо всём на свете, за которыми мытьё посуды и другие бытовые хлопоты кажутся совершенно незаметными, и осознание того, что та самая незримая нить, которая существует между родителями и их детьми, с годами стала только крепче, и даже сейчас, когда Нина повзрослела и имела свои взгляды на жизнь, ей по-прежнему было интересно поговорить с мамой — всем этим болгарка по-настоящему наслаждалась и дорожила каждым мгновением, проведённым там, где для неё всегда было тепло и уютно.
— Мам, — вдруг сказала Нина, отставляя в сторону последнюю вымытую тарелку, — а каково это… Быть родителями?
Микаэла внимательно посмотрела на дочь: она выглядела немного взволнованной, но в её глазах был неподдельный живой интерес. От девушки подобные вопросы она слышала впервые.
— Никогда бы не подумала, что ты спросишь меня об этом именно сейчас, — мягко улыбнулась она. — Доченька, это очень нелегко. И дело здесь отнюдь не в материальных трудностях или бессонных ночах. Быть матерью или отцом — это постоянная работа над собой и оглядка назад. Почему? Потому что дети перенимают многое именно от своих родителей. Имея ребёнка, ты невольно чаще начинаешь задумываться о своих поступках, размышляя о том, какой пример ты подаёшь своему сыну или дочери — в том случае, если, конечно, тебе небезразлично его или её будущее. Ругнулся при трёхлетнем малыше — и он уже на следующий день радостным голосом может послать куда подальше всех соседей в округе. И на запрет будет вполне резонный ответ: «Почему тебе можно, а мне нельзя?» И наша излюбленная фраза «потому что я взрослый» в таком случае будет звучать бредово: если ты строго-настрого запрещаешь это делать малышу, значит, в этом ничего хорошего нет, логично? Но если это плохо, то какого же чёрта ты сам этим занимаешься? Ребёнок как мягкий пластилин. Пока он маленький, ты можешь «слепить» из него почти всё, что угодно, но нужно понимать: чем старше он становится, тем сложнее будет его изменить и внести какие-то коррективы в его поведение. Именно поэтому на родителях лежит огромная ответственность за то, каким вырастут их дети.