А началось с ничего...
Шрифт:
И началась свадьба.
Получилось, не они бригаде, бригада им сюрприз преподнесла. Распашонок надарили, посуды разной. Киреев повесил на шею Сережке пышную ленту с двумя пустышками и погрозил пальцем:
— Чтобы мне план был, поймаешь.
Праздник. Юлька по-детски радовалась каждой вещичке, то и дело толкала коленкой Сергея, который терялся от нахлынувшей людской доброты и забывал благодарить.
— Ну ты, кормящий отец, играй на чем-нибудь! — крикнул Вовка Сюткину.
Завели радиолу,
Заухали, захлопали в ладоши и по бедрам. Вовка с Яшей стараются — половицы трещат.
Потом гулянка переметнулась к Вовке Шрамму да там и заночевала. Уж праздник, так праздник.
Скоротали зиму. В апреле, когда уже и ночью не переставало капать с крыш, отвез Сергей Юльку в роддом. Юльку увели, Сергея выгнали.
— Домой, папаша, домой. Вечером наведайтесь.
Но Сергей долго еще ходил вокруг роддома, вслушиваясь в приглушенные крики рожениц, надеясь узнать по голосу свою.
На работе не чаял, когда стрелки покажут пять. Потом лез без очереди в магазине. Садился с передней площадки в трамвай.
С передачами полный коридор. Сергей протискался к столу с групповым бюллетенем. В бумаженции этой вся биография новорожденных.
— Демарева, Демарева… Демарева! Ага, мальчик!
— Скажите, а Демареву когда выпишут? — спросил он у нянечки, принимающей передачи.
— Ишь ты, шустрый-быстрый. Походишь недельку.
Ходил. Изо дня в день. И, наконец, записка:
«Сереженька! У меня все хорошо, в воскресенье, наверно, выгонят. Привет от нас. Юлька».
В воскресенье побрился, надушился, поймал такси.
— Куда? — открыл дверцу шофер.
— В роддом. За женой.
— Сын или дочь?
— Сын.
— Молодец мужик. Тогда садись. С шиком домчу.
Приехали. У него забрали Юлькину одежду и велели минуточку потерпеть. А не терпится. Какой он, сын? На кого похож?
Открылась дверь. В дверях няня со свертком, сзади счастливая Юлька. Подбежал, неловко и порывисто, почти отобрал, взял у няни потомка, чмокнул Юльку в бледную щеку и, внимательно глядя под ноги, торжественно зашагал к выходу: вот он, сын!
Отъехали от больницы. Таксист закурил было, но спохватился и выбросил папиросу. Изредка Сергей подсказывал ему, куда сворачивать. Юлька время от времени приподнимала уголок одеяла, заглядывала в личико ребенка, — жив ли, не слышно его, — успокаивалась.
Возле дома расплатились с шофером. За ограду выползла бабка Саня.
— Мать моя родная! Да кто тут у меня приехал-то… Квартирантик новый.
Маленького занесли в комнату, осторожно положили на койку.
— Показывай, мать, кого ты нам народила?
Бабка развязала ленту, приоткрыла личико.
— Ничего, симпатичный!
— Тише вы. Разбудите. — Юлька опустилась на табуретку, медленно, одну за другой, расстегнула пуговки плаща. — Принеси попить, Сережа.
Сергей за кружку да в сени, хозяйка за ним.
— А мальчонок — вылитый ты. Ей пра, Сережка. Постарался.
— Н-ну! Надо думать. — И про себя: «Вот старая».
Юлька, цокнув зубами о край, припала к кружке. Она не успевала глотать, и тонкие струйки стекали по еле заметным бороздкам морщинок в углах рта на шею, по шее на грудь.
— Не простынь. — Отнял кружку. — А ты похудела, Юля.
— Похудела. Я посмотрела бы, каким ты стал. Больше не будем, ладно? Одного хватит.
Сергей промолчал. Он наклонился над сыном и протянул руку:
— Ну, здравствуй, Анатолий Сергеевич. Звучит?
— Звучит, отец, — согласилась Юлька.
И опять ночевали на полу, как в первый день самостоятельной жизни. Кровать пока занял сын.
29
— Пиши заявление на квартиру.
Киреев придвинул к Сергею листок бумаги, воткнул в чернильницу ручку.
— За этим вы меня и вызывали? Бесполезно. Очередных миллион.
— Пиши знай. Миллион. Я разговаривал с нашим профсоюзом, завтра как раз цехком, разберут.
— Бесполезно, Матвей Павлович.
— Заладил, поймаешь: бесполезно, бесполезно. Пиши: председателю цехового комитета…
Цехком заседал в красном уголке. Народу собралось много: распределение жилья. Бригада семитонного штампа вся здесь, на одном ряду. Коллектив поддержит — комитет решит.
— Товарищи! — Поднял предцехкома над головой пачку листков. — Заявлений сами видите сколько. Сверх лимита нам выделена комната в квартире, которую занимает семья Сюткина. Кому ее отдадим?
— В порядке очередности! Сюткину! — раздались голоса в зале.
— Прошу тихо. И вот еще одно заявление: Демарева.
— Знаем! Он его вчера только написал!
Сергей вздрогнул. А прямо в ухо еще:
— А сколько он у нас работает?
Председатель посовещался с президиумом.
— В сумме два года скоро.
— Сюткин без суммы одиннадцать лет отковал на заводе…
— Все это так, но есть одно обстоятельство, — снова встал за столом председатель, — у Демарева сын на днях родился, а семья живет на частной квартире. Мнение жилищной комиссии — выделить комнату Демаревым. Кто за? Прошу поднять руки. Голосуют только члены цехкома.