А началось с ничего...
Шрифт:
— Коммунист. Без рекомендаций примут.
Дорого доставался Сергею свой угол. В двух огнях горел: стройка, завод, стройка.
Сюткин норовил воткнуть его на операцию полегче, да где оно легче-то? Везде железо нянчить надо. На заводе — железо, на стройке — кирпичи. И хлопотно, и заботно. Людские заботы время двигают.
Зачастил с визитами Семен Макарович.
— Я к дочери с внуком. И к тебе тоже, зятек.
— Соскучились.
—
— С пропиской? — переспросил Сергей. — Это, значит, совсем. А я?
— Ты тут останешься. Вроде бы вы как разойдетесь.
— А для чего такой спектакль?
— Как для чего? Слухи ходят — снесут наши халупы вскорости. Дадут вдвоем со старухой однокомнатную квартиренку. А на четверых — полная квартира не меньше, потом и вы получите свою. Мы с дочерью уже и договорились обо всем.
— Ты всерьез собралась к ним? — спросил Сергей жену.
— Всерьез. Отец с матерью, чай.
— А я не хочу, чтобы моя жена была мошенницей. Не пущу.
Ушла назавтра Юлька повидаться с матерью да и не вернулась.
Прибегает Сергей с завода, только в ограду — бабка Саня навстречу. Руки в земле, платок еле держится, а повязать потуже некого попросить.
— Супруженция твоя велела передать, штобы не ждал ты ее.
— Почему: не ждал, Александра Егоровна?
— А не знаю, милок.
— Пригоним, бабка Саня.
— Не зна-а-аю. — Она развела руками и причмокнула. — Время не то, милок. Какая-никакая она жена, а не гусыня, хворостинкой не пригонишь.
Сергей рванул за скобу двери — пусто в комнатенке. Ни коляски, ни сына, ни Юльки. Пусто.
32
А дом готовили к сдаче. Подкрашивали, подмазывали, убирали строительный мусор, наводили ажур. Прораб лазил по этажам. За ним, как привязанный, Фролов с блокнотом, исписанным недоделками. Дошли до пятого этажа, глянули с балкона вниз — во дворе, в самом углу, крыша виднеется.
— Что там за балаган, Владимир Николаевич?
— Как что? Частник жил. Еле выселили вчера, слабака. «Не имеете права! — кричит. — Это мое недвижимое имущество! Я жа…»
— Немедленно вызовите бульдозер сюда! Посмотрим, движимое оно или недвижимое. Да вы что? Рабочая комиссия из треста с минуты на минуту нагрянет… Приехали, кажется.
Прораб с мастером скатились вниз — и точно: трестовская комиссия. Человек десять. И все с папками.
— Почему эта изба до сих пор здесь? Учтите, я наряды не пропущу к оплате, товарищ прораб: работа не доведена до конца.
Прораб на мастера, тот на бригадира.
— Выясните
Члены комиссии папки под мышки — и к машинам.
Фролов в отчаянье хлопнул себя по ляжкам.
— Вот слабаки!
— Эй! Обождите! — крикнул Квасов. Крикнул из всех силенок, но голосишко у него несерьезный, мальчишеский. Кто-то оглянулся, кто-то значения не придал.
— Фролов! Тормозни их! Мы мигом. А ну, каменщики, плот-нички, штукатуры-маляры — навали-и-ись! Ломай ее!!!
Азарт охватывает людей, когда они строят новое, но уж когда старое ломают — тут уж и вовсе берегись.
Доски затрещали, ржавые гвозди заскрипели. Боря Самокиш пожарным багром охорашивает лачугу: чесанет — полкрыши нет. Снес крышу, бросил багор, уперся плечом в стенку.
— Поднавались!!
Поднавалились. Хатенка покряхтела, постонала и — рухнула. Вся сразу. Пылища поднялась — не продохнешь.
— Придавило! Придавило кого-то! Кого? Тот здесь, этот здесь.
— Квасов где?
— Илью прихлопнуло!
Фролов забегал вокруг обломков, прислушиваясь, не застонет ли. Не слыхать, все галдят.
— Да тихо вы, слабаки! А ну, разбирайте начинайте потихоньку.
Обступили, растаскивают по досочке, по щепочке — и самосвал во дворе. Фролов — к машине, предупредить шофера, чтобы никуда не уезжал, человека в больницу везти придется, заглянул в кабину — Квасов посиживает в уголке. Без кепки, обе лямки полукомбинезона на одну пуговицу насдеваны.
— Ты где был?
— Машину ловил.
— Тебя разве не приваливало?
— Привалило, высклизнул.
— Вот слабак! Не ушибло? Нет? Тогда иди помогай. Ребята! В кузов, в кузов сразу кидайте это хламье! Хотя нет, Степанович, стой, сиди тут, пусть нагрузят, а то они тебя увидят: живой — разбегутся, не соберешь.
Для Сергея Юлькин уход не был тем громом, который раскалывает душу пополам, он ждал его, и все равно трещина получилась порядочная: от мужа ушла жена. Насовсем, не насовсем — ушла. Двухкомнатная квартира не нужна стала… Куда пойдешь, кому что скажешь? У людей своего хватает.
— Сергей! — подошел к нему на заводе Вовка Шрамм. — Ты почему самстрой забросил?
— Не забросил, хожу.
От людей не скроешься. Вовка погрозил другу пальцем:
— Не умеешь врать — не учился бы. Мы ж с Ниной вчера отрабатывали твой пай. Мастер говорит: второй день не кажется, слабак. Учти, скоро квартиры будут распределять.
— Пусть распределяют, мне-то что.
— Током ударило человека. Был в ЦК?
— В каком? — екнуло сердце.