А Роза упала… Дом, в котором живет месть
Шрифт:
Лилька сильно засуетилась, задвигала стульями, как бы расчищая Ирине дорогу к гигантскому овальному столу на массивной резной ножке, и несколько раз в волнении прошептала что-то, возможно, любимую неприличную поговорку. Ирина выронила посудину на белую скатерть, крышка подскочила упруго и с грохотом упала обратно. Ирина шумно выдохнула: «уфффф, устала!» — и потерла поясницу под забавной яркой-синей майкой с капюшоном, вроде бы такие майки называются «кенгурушками», хотя где у кенгуру капюшон?
Лилька собралась было высказывать благодарности за доставленную еду и извинения за причиненные неудобства, но тут в Саду послышался характерный шум. Марго насторожилась. Через тридцать секунд на веранду с третьего раза, со стонами и пространными, но малоразборчивыми ругательствами, взобрался Юраня. Он был восхитительно нетрезв, с широкой улыбкой идиота признал в невесте родную душу и сказал: «М-м-о-у-м-н».
Марго несильным ударом под ребра отправила его на удаленный стул, сопроводив ласковым напутствием: «Отдохнешь, пупсенок…»
Юраня, немного сильно путая руки и ноги, с трудом разместился на стуле, отчетливо проговорил: «мля», и со счастьем закрыл глаза.
Грубая Розка радостно поинтересовалась:
— А чего этот твой печеночный паштет так напившись?
Марго не сочла нужным отвечать на этот лишенный всяких обоснований выпад. Она промаршировала к столу, сняла тяжелую крышку, выпустив клуб ароматного пара.
— Кушать, — ласково проговорил Юраня, не открывая усталых глаз, — твою же мать, господа, позвольте с вами отобедать…
— А мама! — как-то неожиданно вспомнила Лилька. — А мама-то не кормлена! Голодному Федоту и щи в охоту.
Стремительно наложив в глубокую тарелку изрядную порцию фасоли и барашка, она выметнулась в Дом.
Лукаш Казимирович вновь обратил свои тревожащие глаза на Юлю, Юля немедленно покрылась серией мурашек, облизала пересохшие губы и без сил рухнула на ближайшую табуретку, она оказалась немного сломанной и грозила скорым саморазрушением. Марго наконец-то хрипло позвала всех к столу, Розка плюхнулась на место и в три приема подтащила к себе жаровню, рядом несмело присели несколько однополых детей, задвигали пустыми ложками, застучали пустыми чашками, «англичанка» Ирина завладела горкой полотняных салфеток, Юраня в уголку негромко икнул несколько раз. Тихий семейный ужин можно было считать начавшимся, несомненно.
С каким-то странным лицом вернулась Лилька, встала ровно посередине веранды, недолго поохорашивала непомерно длинный подол сарафана и скупо произнесла:
— Да мама там чего-то. Не пойму. Что-то голову под подушку положила.
Мерно звякали столовые приборы, билась о стекло ночная жирноватая бабочка, дети легонько пинали друг друга ногами под столом.
— Ну здрассьте, приехали, — рассердилась Розка. — Лиль, а не пойти бы тебе в жопу? За такие заявки во время еды тебя надо по морде одуванчиками бить… Кстати, мясо ты пересолила. Я тебе ведь говорила, что соус надо было уваривать и подавать отдельно, но ты же дофига умная у нас…
— Роза! — холодно отвечала Лилька. — Чтоб ты просто знала, я барашка по рецепту Эрика Мадьяра [22] готовила множество раз, и он не допускает отдельного приготовления соуса, напротив…
— А допускает он, чтобы в его баране соляные чертовы кристаллы начинали расти? — оборвала ее грубая Розка.
— Знаешь что, Роза, — Лилька подбоченилась, расставила локти в сторону и стала похожа на воинственную молекулу водорода, — не хотела говорить, а скажу. Ты абсолютно неграмотна в отношении кулинарии! Твой торт как бы Наполеон, что ты выставила на Флоркин день рождения, напоминал слоеное говно, Роза! Голова с лукошко, а мозга ни крошки…
22
Знаменитый венгерский кулинар XIX в.
Юраня в углу с грохотом упал со стула, но не расстроился, а в характерной позе зародыша продолжил спать. На губах его надувались прозрачные пузыри, голубой берет верно держался на голове.
— Дамы, — осторожно предложил Лукаш Казимирович, неслышно отодвигая от себя барашковые соляные копи и откладывая вилку с ножом, — может быть, имеет смысл проведать Розалию Антоновну под подушкой?
— Ни малейшего, — решительным жестом руки отмахнулась грубая Розка, — смысла ее навещать не вижу. Вы с мамой не знакомы, Лукаш Казимирович, она человек, э-э-э-э-э, особенный. В детстве она вообще всегда на улице спала, мне бабушка Ляля рассказывала…
— Нет, пойдемте, пойдемте, — заговорила Марго, вытирая губы о полотняную салфетку, — заодно и Юраню проводим, он засыпает совсем… Устал…
— Ты вот это чучело своего жениха имеешь в виду? — полюбопытствовала грубая Розка. — Как же мы его проводим, такого… усталого? Я бы даже сказала — истомленного?
— Лукаш Казимирович! — Марго с нехарактерным для нее умоляющим выражением на лице повернулась к математику. — Ну вы хоть скажите ей!..
Лукаш Казимирович прикоснулся рукой к Юлиному локтю, она вздрогнула, как от ожога и неохотно выбралась из такого приятного плена сексуальных фантазий.
Потерла место прикосновения и уместно спросила:
— Что такое?
— Нничего, — мягко проговорил математик. — Розалию Антоновну бы надо проведать. Какие-то у нее проблемы там. С подушкой.
Юля с готовностью встала. Она с удовольствием проведает Розалию Антоновну, о чем речь. Локоть приятно жгло. Новая эрогенная зона, подумала Юля. Мне все это нравится, подумала Юля.
Ну вот, человек, читающий по-русски, одна злобноватая старушка подушкой уже удушена, как несложно догадаться, так что в руках ты держишь все-таки детектив. Как там говаривал шолоховский Дед Щукарь: хучь плохонький, да и ладно. Относительно кровавых подробностей… Ну ты сам понимаешь, что, ежели душить кого подушкой, никакой крови проливаться и не должно, таковы суровые реалии.
— Банальнейший вариант, душа моя. Так это всегда и происходит. Сначала ты начинаешь ее слышать. Она еще где-то за поворотом коридора говорит своим голосом, чуть глуховатым. А ты уже слышишь. Каждое слово разбираешь. Потом начинаешь ее видеть. Заходишь в комнату, заседание кафедры, присутствует человек двадцать преподавателей, да еще кто-нибудь типа ассистентов маячит, на заднем плане. Как это у школьников? Камчатка?
— О-у-у-у-о, это странное место Камчатка… Недавно читала роман знаменитого английского прозаика, так там в русском переводе тоже значится эта самая Камчатка — насчет учеников на последних партах… Какая, думаю, нафиг Камчатка?