… а, так вот и текём тут себе, да …
Шрифт:
Опять начались переговоры и уговоры. Они куда-то позвонили и заявили наотрез – без БЦЖ никакой выписки; завтра сделают прививку и – пожалуйста.
Обратно я ехал помедленней, удручённо вправляя часто спадавшую цепь, вернул велосипед и зашёл в комнату посетителей, где оказалась Тоня.
Я с жаром начал убеждать её, что мы запросто можем похитить Иру и ребёнка, вот только за вещами сбегаю.
Тоня начала обмахивать меня мягким пояском вязаной кофты – жестом «окстись, окаянный!» – и я перестал её пугать,
В комнату пришла Ира и вместе с Тоней стала объяснять мне, что один день не играет никакой роли.
Наступил вечер, я проводил Тоню до квартиры родителей, но оставаться в спальне даже с вымытой дверью не мог.
Я снова пошёл к роддому, однако не стал заходить в беседку.
Опять выслушивать крики и вой рожениц у меня не хватило бы сил. Поэтому я отправился в дозор.
Как последний в поле воин-охранитель из дружины дядьки Черномора.
Шёл я замедленной походкой, потому что впереди была ещё целая ночь.
Она оказалась такой тёмной, что проходя мимо пятиэтажки Жомнира я угодил правой ногой в глубокую лужу-выбоину на тротуаре.
Надо же! От дракона увернулся, но рядом с логовом Лавана так опростоволосился.
Я пошёл дальше и под водонапорной колонкой через дорогу от запертых ворот нежинского консервного комбината помыл ногу и выстирал носок.
Из-за поворота к заводу «Прогресс» выдребезжала кавалькада ярко освещённых изнутри, но совершенно пустых автобусов.
Я накрепко выжал носок и одел его обратно.
Так, в одном сухом, втором влажном носке, я пришёл на вокзал.
Дозорному нельзя останавливаться.
Я сделал круг по полутёмному кассовому залу, потом по залу ожидания возле запертого ресторана. Поднялся на второй этаж.
Никогда прежде я не замечал как по ночам меняются глаза людей. Не у всех. Но у некоторых они становятся неестественно остекленелыми.
Таких моё появление пугало и они пытались скрыть свой стеклянный блеск, но я без труда их различал среди ничего не подозревающих пассажиров полудремлющих в ночной тиши вокзала.
Знайте – дозор здесь!
На автомобильном мосту меня застиг дождь. Тихий летний дождь.
Я не собирался идти в Прилуки, поэтому пошёл обратно на Красных партизан.
Дождь не усиливался и не переставал. Мы так и шли вдвоём – не спеша.
Дверь открыл Иван Алексеевич, в прихожей за его спиной виднелась Гаина Михайловна.
– Ты где бродишь? Дождь идёт.
– Он тёплый.
– Может побить тебя?
– Не стоит.
В спальне я сбросил всю мокрую одежду и лёг голым.
Как и во все предыдущие ночи я расправил ночнушку Иры во всю длину и обнял вокруг, чтобы хоть так охранять.
Много позже я узнал, что семья решила будто в ту ночь я ходил на блядки.
Вечером следующего дня я принёс тебя из роддома, завёрнутую в стёганное атласное одеяло и какие-то кружева с тюлью.
Ира шла рядом, с букетом цветов, которые заранее купила Тоня.
Но не розы.
Наутро Ира сдала последний госэкзамен.
Я ждал её под колоннами у входа и, обняв за талию, помог спуститься по крутым ступеням.
На ней была жёлтая вязаная кофта с рукавами на три-четверти.
Староста моей группы, Лида, смотрела со стороны нам вслед и растроганно улыбалась.
Та жёлтая кофта мне нравилась и попалась случайно, когда в универмаг на главной площади завезли товар и Ира послала меня посмотреть что дают.
Как всегда в таких случаях, туда набилась толпа народу.
Кофта оказалась последней и как раз Ириного размера. Пока я радовался удаче, её ухватили какая-то девушка с матерью. Явно из села.
Девушка примеряла и вопросительно посмотрела на мать, которая держала снятую ею куртку.
В универмаг я ходил со Славиком. Мы встали сбоку и начали комментировать.
– Так ничего, только рукава слишком уж короткие.
– Ну, давай ещё чего-нибудь посмотрим.
Мать покачала головой и девушка неохотно сняла кофту.
Я тут же схватил и послал Славика выбить чек.
Ире даже понравилось, что рукава именно на три-четверти.
Всё это было ещё до тебя.
А за твоё рождение, по старинному красивому славянскому обычаю с меня полагался «магарыч».
В ресторане «Чайка» на площади, Славик, Двойка и я распили пару графинчиков водки.
На официантке было платье в чёрно-белую полоску и Двойке понравилось как я её назвал – «строката сукня».
Он потребовал тост.
– Это не просто рождение, это начало новой жизни, а жизнь есть переход из одной формы в другую,– сказал я.– Выпьем же за то, чтоб отныне и впредь мы наполняли лишь прекрасные формы.
Двойка начал выступать, что насчёт форм это я спёр у Томаса Манна. Он тоже читал «Иосифа и его братьев».
Следующий тост я поднял за девочку с прекрасными синими глазами, то есть за тебя.
Двойка сделал умный вид и начал толкать про какие-то каузальные гены – он же с биофака – и что цвет через месяц изменится на карий, возможно, тёмно-карий.
Сучара биофачный со своими каузальными генами!
Перед выдачей дипломов и распределений, выпускников всех факультетов собрали в актовом зале Нового корпуса. Малость потрандели про честь НГПИ, которую надо держать там, где окажемся по распределению.