… а, так вот и текём тут себе, да …
Шрифт:
Она там подтвердила, что я ей папа и отрядная воспитательница позволила нам покинуть территорию.
В сосновом лесу Леночка подобрала серое перо неизвестной птицы и я сунул его ей в волосы и дальше оно там само держалось.
( … индейцы не дураки – такие перья делают человека частью свободного мира, возникает сопричастность, контакт и взаимопонимание…)
Когда мы возвращались в лагерную цивилизацию, вовремя подбежавший порыв ветра встрепенул ей волосы и унёс перо.
Она даже не заметила.
~ ~ ~
~~~парад
В день отъезда всё висело на волоске, точнее на паутинке.
Я это заметил, когда вышел в подъезд раскумариться. В квартире я вообще не курил.
Паутинка свисала от верхней перекладины рассохшейся дверной рамы входа и на конце её болталась обгорелая спичка.
Долго ли продержится?
Горелые спички в щель над рамой всегда засовывал я, потому что в подъезде урны не было.
После того как Тонин Игорёк изобличил мою связь с коноплей, мне было без разницы что в моём дыму унюшат проходящие мимо соседи.
Сколько выдержит паутинка?
Я выглянул из тени подъезда во двор.
В расплавленном от зноя небе проплывала эскадрилья чёрных воронов. Они не шевелили крыльями – слишком жарко – и, зависнув в парении на северо-восток, даже чёрные перья на концах своих крыльев держали врастопырку, чтобы их обвевало.
Успею ли?
Ира провожала меня на электричку до Киева. Когда мы подымались в автобус, с какого-то балкона соседней пятиэтажки мне вслед взрыднула Пугачёва:
Приезжай хоть на денёк!..
Вещей у меня немного было – портфель с книгой рассказов Моэма на английском языке (в мягкой розовой обложке, издательство «Просвещение»); англо-английский словарь Hornby; тонкая школьная тетрадка с началом перевода рассказа «Дождь» (черновой карандашный вариант с исправлениями); паспорт, трудовая книжка, военный билет и принадлежности для бритья.
В синей спортивной сумке с плечевым ремнём уложена смена белья, джинсы и пошитая матерью зелёная куртка.
В электричке я забросил их на вагонную полку из тонких трубок и вышел обратно на перрон. Ира нервничала, что двери захлопнутся и электричка уедет без меня. Я поднялся на одну ступеньку и стоял там, ухватившись за никелированный поручень.
– Дома на подоконнике я что-то оставил – пусть так и будет до моего приезда.
– Что?
– Сама увидишь. Я приеду за вами ровно через месяц.
– Как туда доедешь, сразу позвони.
Это был последний вагон.
На перрон прибежала какая-то старуха, о чём-то спрашивала, но я не слушал и не слышал – смотрел на Иру, пока динамики в вагоне не прокричали «Осторожно! Двери закрываются!» и те отрезали меня от неё.
Электричка потянула, прибавила ходу и застучала по рельсам в сторону Киева.
Накануне вечером мы с Ирой выходили за покупками, но универмаг оказался уже закрытым, хорошо хоть киоск рядом с ним работал.
Там сидела дебелая цыганка средних лет и я купил у неё новый прибор для бритья, помазок, зеркальце и два платочка.
По полю каждого бежали ряды волнистых тонких линий, типа, море, а в центре – кружочек.
У одного в кружочке маленький парусник-яхта, а у другого – якорь.
Платочек с парусником я увожу с собой, а тот что с якорем оставлен на подоконнике.
Когда я приеду, приложу их – кружок к кружку. Кораблик на якорь.
Это будет ритуал возвращения.
А поздно вечером Гаина Михайловна вдруг начала сомневаться и говорить, что никуда не надо ехать, а купленный в предварительной кассе билет ещё не поздно сдать обратно.
Я ошалел – как обратно?
В разговоре ещё участвовали Тоня и Ира, а тестя срочно вызвали на хлебокомбинат.
Не подымая глаз от клеёнки на столе, тёща невнятно говорила про какое-то сложное положение, вон и Ваня не смог пробиться.
Муж Тони, Ваня, за неделю до этого отправился было в Закарпатье, но через день, не доехав, вернулся из Киева – я так и не понял почему – и теперь он отсиживался в спальне со своими детьми.
На тот момент я уже понимал, что в мире идёт непрестанная битва – но между кем и кем?
Конечно, всё это прикрывается поверхностным слоем обыденной жизни, но сквозь него я уже начал подмечать прогалы, нестыковки, тайные сигналы; начал улавливать, когда люди проговариваются о чём-то запредельном для обычной жизни.
Точно – люди?..
Ну, я не знаю как ещё назвать.
Проговариваются? О чём?
О том, чего не бывает в жизни к которой нас приучают… Ваню отрядили, как эмиссара, он не пробился… а вы за кого?.. ЧП на хлебокомбинате – часть вселенской битвы…
Кто за кого? Кто на кого?..
За чёрным окном гостиной грянула гроза. Шум воды перемежался раскатами грома. Сверкали вспышки молний. Столб ослепительного свет ударил в трансформаторную будку во дворе. Вокруг воцарил мрак.
Тоня ушла в свою спальню – успокоить детей и Ваню.
Она вернулась оттуда с горящей свечой.
В её мерцающем свете я увидел, что говорю с матерями. С теми самыми, которых так вскользь и с опаской упомянул Гёте.
Три матери – старая, но могучая, средняя и – начинающая; Ира. Она мне не союзник, она одна из них. Мне нужно их убедить, иначе ничего не выйдет.