… а, так вот и текём тут себе, да …
Шрифт:
Что оставалось делать водителю?
Он позвонил оперативному работнику, в штате которого числился секретным сотрудником с псевдонимом «Трактор».
Чему стала свидетелем очередь пассажиров, в которую встал и я, вернувшись из здания автовокзала после посещения там мужского туалета и пятиминутной остановки в вестибюле для разглядывания многометрового плаката «Летайте самолётами Аэрофлота!» с улыбающейся стюардессой в пилотке?
Неподалёку от остановки резко остановилась чисто вымытая машина «жигули» ярко-красного цвета.
– Садись в машину, сейчас поедем.
Я молча отвернулся.
Мужчина проследовал в здание автовокзала.
Вскоре из-за правого угла здания появились два молодых человека – один в форме милиционера, второй в гражданке – и заняли позицию сбоку очереди.
Из-за левого угла вышел тот же мужчина в тёмных очках со спутником невысокого роста, в кепке.
Мужчина остановился с другой стороны очереди, а человек в кепке – явный ханыга и алкаш – смешавшись с очередью, приблизился ко мне.
Он стал тереться об меня сзади. Очередь непонимающе оглядывалась. Я безучастно стоял с сумкой на одном плече и портфелем в другой руке.
Неприглядную сцену прекратило появление автобуса с надписью «Полёт» на борту.
По пути в Борисполь я не отвечал на недоуменные взгляды попутчиков, возвращаясь умственным взором к тому, чего не подсмотрела тогда ещё не установленная камера наблюдения в пустом мужском туалете автовокзала.
Я подошёл к наклонному корыту общего писсуара и высыпал туда горчично-коричневый порошок всей «дури», что была при мне. Упаковочный лист бумаги я смял и бросил в урну.
Всё по канонам криминальных фильмов с участием Бельмондо в главной роли.
( … так что меня можно программировать не только текстом, но и через фильмы тоже.
В дальнейшей жизни, вплоть до текущего момента, я не курил ни «дури», ни анаши, ни «дряни» ни иже с ними …)
В аэропорту Борисполя я сдал багаж в неавтоматическую камеру хранения – пускай проверят и убедятся, что нет смысле тереть об меня своих ханыг-провокаторов.
Билет до Одессы на пролетающий из Москвы самолёт стоил 17 руб., что не превышало остававшейся у меня для прожития до аванса на стройках города-порта Южный суммы в 20 руб.
Одесский аэропорт я в темноте не разглядел и оттуда автобусом доехал до автовокзала, который оказался абсолютной копией киевского и где все кассы были уже заперты, но камера хранения ещё работала и в зале ожидания имелись скамьи для ночёвки сидя.
Конечно же, я чувствовал себя победителем, поскольку, несмотря ни на что, сумел прорваться через Киев. Головокружение от успеха заверяло меня в полной своей неуязвимости.
Возвращение к реальному положению вещей оказалось не слишком приятным, когда к заднему выходу потянулась разрозненная шеренга пассажиров на первый утренний автобус, минуя, друг за другом, то место, где в полудрёме сидел я, откинув, с демонстративной наглостью победителя, голову на беззащитно открытой всем и вся шее поверх спинки скамьи.
Боль от иглы правее кадыка заставила меня ухватится за кожу в районе сонной артерии.
Разумеется, никакой иглы там не оказалось, но ощущение глубоко вонзённой или, скорее, впопыхах выдернутой оттуда иглы долго не проходило.
Ближайшие полчаса я морщился и потирал пустую шею.
В кассе мне ответили, что в Южный отсюда рейсов нет, туда ходят автобусы местного сообщения и мне нужно на автостанцию номер три у Нового базара.
Добравшись туда и стоя перед расписанием, где в разные часы повторялась строка «Южный», «Южный», «Южный» – я решил, что до отъезда должен прогуляться по Одессе, ведь это ж – боже ж ты чёрт побери мой!! – Одесса-мама!
Ё-моё! Я – в Одессе!
В конце небольшого зала стояли всего пара секций автоматических камер хранения. Все ячейки оказались запертыми, за исключением одной в верхнем ряду.
Я положил туда вещи, набрал шифр, опустил в щель 15 копеек и захлопнул дверцу. Она не запиралась, вот почему и камера свободна.
Я достал портфель, вынул документы и рассовал по внутренним карманам пиджака, потом поставил портфель обратно и потихоньку прикрыл дверцу, чтобы та не распахивалась.
На гребне подкатывающей эйфории я вышел из автостанции в Одессу.
Не каждому выпадает в жизни испытать полное счастье.
Я – счастливчик; более того – могу указать время и место испытанного мною абсолютного счастья. Это те несколько часов моего первого выхода в Одессу.
Улицы, по которым я шёл, наполнялись радостными бликами солнца.
Я был частью всего вокруг и всё было частью меня в этом незнакомом городе, где каждый узнавал меня и все так давно меня ждали.
Мне передавалось о чём думают люди и я мысленно отвечал им.
Вот идёт навстречу женщина, радуясь собственной красоте.
Что ж, есть чему! Ах, хороша!
И она победно расцветает.
Но у меня есть Ира.
Женщина грустнеет и потупясь проходит мимо.
Скучающему кавказцу средних лет я подбрасываю мысль: «Э, Джавад! Помню твой удар кинжалом!»
И плечи его горестно осели, он, дёрнув усом, заугрюмился от нежданно всплывшего воспоминания про вероломный выпад неизвестного ему Джавада.
Ладно, не будем о грустном!
Мимо спешит быстроногая стайка пионерского звена в алых галстуках и белых рубашках. Спешат на торжества по случаю прибытия меня.
Я захожу в большой книжный магазин, сделать выбор на будущее. Общаюсь с продавцами и посетителями не раскрывая рта.
Прохожу по знаменитой лестнице с памятником Ришелье, который не кардинал.
В зелёной роще неподалёку опять пионеры, но другое звено и мне уже приходится подать голос – слишком уж увлеклись наблюдением обыденных вагонов с товарами для порта.