… а, так вот и текём тут себе, да …
Шрифт:
С бушующей за стёклами грозой и моргающей свечой на столе, я всё же получил «добро» от матерей.
В заключение Гаина Михайловна сказала:
– Если что-то не так… совсем… в крайнем случае… обращайся к главному.
Ночью я видел вещий сон.
В помещении из бледно-серых стен я, затаившись, лежал на каталке под холодным флуоресцентным светом из потолка, а вокруг стояли кто-то в белых халатах.
Стоящий у меня над головой проговорил:
– Если убрать жир, то может и получится…
И
Бросив неприметный взгляд на свой живот лежащего на каталке, я сквозь прозрачность кожи увидел тонкое напластование желтоватого жира…
Я вышел в тамбур и забил косяк. В небе за пыльным стеклом дверей плыла стая морских коньков, подвернув хвосты колечком себе под брюшка; по росту – от большого к маленькому.
Тоже любят строй, как те белые слоники.
Электричка спешила дальше, но не могла убежать от них.
В тамбур вышел мужик с рядочком медалей на пиджаке. Ветеран войны. Вот кто знал с кем и за что…
Мы завели дружелюбную болтовню ни о чём.
На остановке с перрона зашёл человек со связкой длинных реек. Он разделил нас ими и прошёл в вагон.
Ветеран вдруг испуганно уставился в верхний угол тамбура позади меня.
Я знал, что там ничего нет, но раз он разглядел, значит есть и я зашёл в вагон под полку с моими вещами, потому что приближался Киев.
На вокзале я отнёс вещи в прохладный подземный зал автоматических камер хранения, а затем из правого угла привокзальной площади спустился по крутой и длинной лестнице к столовой, которую ещё нам с Ольгой показал Лёха Кузько.
Внизу лестницы я закурил косяк, но перестал затягиваться, когда мне навстречу притопал от столовой взвод милиционеров.
Так и пришлось пройти сквозь строй с косяком в руках.
После столовой я вернулся на вокзал и начал обходить его.
Стеклянноглазых было меньше, чем в ночь обхода нежинского вокзала, но иногда попадались и сразу делали вид, что они тут просто так.
Я поднялся даже на третий этаж, где комната матери и ребёнка, и объяснил дежурной в коридоре, что через месяц буду тут проездом с женой и дочерью-младенцем, вот и ознакамливаюсь с условиями.
Вобщем, ничего тут у вас – чисто. Спасибо.
Возле туалетов на первом этаже молодой милиционер с тёмно-фиолетовым фингалом под глазом старательно не смотрел на меня, хотя мы оба знали что фингал ему навешен за то, что я прошёл сквозь их строй и что он, потерпевший во вселенской битве, этого мне не простит.
Потом я долго стоял в зале ожидания на втором этаже перед прилавком «Союзпечать», со стопкам различных газет, журналами, почтовыми конвертами.
Но всё это время я смотрел только на одну открытку. Там было синее-синее небо.
Мне пришлось долго ждать, пока не раздались шаги за спиной.
Я не оборачивался.
Шаги остановились. На синий цвет легла монетка размером с радужку.
Я повернулся и, не оглядываясь, ушёл – теперь никакие каузальные гены не сменят цвет твоих глаз на карий.
Только тут ко мне прорвался голос вокзальных репродукторов:
– Поезд Киев-Одесса отправляется от третьей платформы. Просим провожающих покинуть вагоны.
В ту пору никакие, даже самые смелые, умы в безудержных полётах своих фантазий и не помышляли об установке камер наблюдения в общественных местах.
Что же, в таком случае, стало причиной непонятной сцены случившейся вечером того же дня в очереди пассажиров ожидающих автобус «Полёт» на остановке у киевского автовокзала междугороднего сообщения?
Ответ один – бдительность таксиста.
( … под «причиной» тут подразумевается привычное понимание данного термина при описании реалий окружающей действительности посредством подстановки какой-либо из давно известных и ортодоксально согласованных причинно-следственных связей.
Сам же я в тот момент был слишком поглощён попытками увязать открывшуюся мне прерывистую цепь трансцендентальных символов и знаков различной значимости с тем, чтобы выйти на новый уровень понимания мира и моей роли в нём …)
Итак, вернёмся к водителю такси на стоянке у подземного перехода к залу автоматических камер хранения при киевском железнодорожном вокзале поездов дальнего следования.
В 17:06 из перехода поднялся молодой человек лет двадцати пяти-семи, рост один метр семьдесят восемь сантиметров, шатен, волосы прямые, с подстриженными усами.
На нём был серый пиджак и серые брюки, несовпадающего с пиджаком оттенка. Под пиджаком виднелась летняя рубаха синего цвета.
Шатен был явно чем-то расстроен и, сев в такси, предложил водителю спуститься вместо него в подземный зал и принести портфель и сумку из указанной камеры, шифр которой он назовёт.
Водитель, естественно, отказался.
Шатен впал в задумчивость, крутя в пальцах обгорелую спичку, затем вздохнул, сломал спичку, стиснув её в пальцах правой руки, попросил немного подождать и скрылся в подземном переходе.
Через пять минут он появился снова и попросил отвезти его на автовокзал.
По прибытии в указанное место, он расплатился, повесил сумку на левое плечо, взял портфель в ту же руку и, захлопнув дверцу, типа, неприметно протёр её никелированную ручку полой своего пиджака, чтоб уничтожить, по всем канонам криминальных фильмов, свои отпечатки пальцев; после чего скрылся в здании автовокзала.