… а, так вот и текём тут себе, да …
Шрифт:
Я такого в жизни не видал, да и не только я – у дамы той аж челюсть распахнулась и этот, типа, зонд вывалился. Прям как алкаш, что подставлял стопочку, а ему туда плеснули всю трёхлитровую банку.
Столько добра пропадает!
Насчёт добычи крови клыками – это бабушкины сказки.
Они подпитываются неприметно, по неизвестной мне технологии, но эффективно.
Нацелившийся на меня стеклянноглазый водил «волгу» и, пока его начальник зашёл в общежитие договориться с инженером
Меня он не знал, поскольку был тут посторонний и проездом, и держал в руке наизготовку свой артефакт – особым способом изогнутую проволоку алюминиевого цвета, сантиметров двадцати.
Увидев в его глазах стеклянисто мутную шторку и то, как мягко он ко мне подкрадывается, я понял, что мне каюк.
Ему оставалось лишь протянуть руку со своим крючком, но тут из бурьянов выпрыгнул серый котёнок и терн'yлся загривком о брючину моей чёрной робы.
Стеклянноглазый моментально утратил ко мне весь интерес, убрал свою проволоку и вернулся к машине.
Незнакомый котёнок-спаситель вновь скрылся в траве.
Но чаще приходится полагаться только лишь на свою осмотрительность.
Как на том узком пляже под обрывом Чабанки.
Я хотел поплавать в море и даже зашёл уже в спокойно набегающие волны, но остановился – между морем и мной, на двух выступающих из воды валунах – стояли два рыбака в плавках с удочками в руках.
Между ними оставалось достаточно места, чтобы проплыть вперёд, но я-то понимал, что удилища это шлагбаум запирающий путь в море.
Улучив момент, когда оба они одновременно вскинули свои удочки, я нырнул и поплыл прочь от пляжа.
Плыл я долго; иногда отдыхал лёжа на воде и удивляясь – почему это мой отец говорил будто солёная вода моря поддерживает пловца? Никакой разницы.
Потом я снова плыл на спине, покуда не почувствовал прикосновение к плечу.
Я оглянулся и увидел медузу в воде, светловато-прозрачную и широкую как тазик.
Я обплыл её, но мне стали попадаться ещё и ещё – обплывая вокруг одной, упираешься в следующую.
Приподнявшись из воды, я посмотрел вперёд и увидел, что тут их целое стадо и они превратили спокойные залитые солнцем волны в какой-то медузий кисель своими полупрозрачными телами.
Тогда я развернулся и поплыл обратно к далёкому уже берегу.
Пляж Чабанки покрывает разноцветная галька, но попадаются и песчаные полосы. На одной такой полосе возле кромки воды я хотел написать слово «ИРА», но волны не позволяли – набегали и заравнивали мокрый песок; я никак не успевал выписать все три буквы подряд и только раскровянил палец крохотными осколками ракушек в песке, пока сдался.
А самый первый раз я зашёл в море на пляже Новой Дофиновки.
Туда я пошёл после работы, вдоль лимана.
Вода в нём мелкая и прозрачная. Я шёл пока не увидел в воде автомобильные покрышки, которые сбросил с берега какой-то придурок.
Сняв брюки, я зашёл в воду и вытащил их обратно, но за поворотом лимана увидел, что дальше в нём вообще свалка – жизни не хватит всё повытаскивать, а уже вечер.
Потом начались заросли камышей и показалось шоссе, за которым – море.
А если от шахты идти к Новой Дофиновке по грунтовке, то иногда видишь как над полями висят громадные корабли.
Корабли эти, конечно, в море стоят, но море сливается с небом, поэтому смотришь – поле, а над ним корабль, а ещё выше красный шар заходящего солнца.
Корабли эти настолько большие, что в порту, наверное, не помещаются, вот и стоят прямо в море с небом.
Со Славиком Аксяновым у меня сперва были нормальные отношения, хотя я видел, что в прошлой жизни он служил нацистским офицером в лагере смерти, а в нынешней чересчур любит привлекать к себе внимание пустыми базарами.
Но я ему даже помогал доски пилить для топчана.
От Чабанки до шахты тоже два километра и тоже по грунтовке через поле, но без лесополосы. И в том поле за мной всегда мухи увязывались – целым роем.
Летят и не отстают. А я не хотел привести за собою «хвост» и тем самым выдать местоположение шахты; и нашёл-таки способ сбрасывать мух с хвоста.
Перед общежитием стояло длинное здание бывшей фермы. Его-то я и использовал как дезинфекционный шлюз космического корабля и заходил в это здание с одного конца – мухи, роем, следом – и шёл на выход в другом конце.
Они, от запаха навоза засохшего ещё в эпоху старины глубокой, впадали в растерянность и бросались кто куда в активном поиске дерьма, а я выходил на воздух с купленными в Чабанке продуктами без единой жужжалки за спиной.
Славик попросил разрешения взять доски с пола в старой ферме, чтоб сделать себе с женой топчан, потому что ожидал приезда тёщи.
Потом мы с ним пошли и ломом повыдёргивали тех досок сколько надо. Ничего, крепкие оказались, только прибиты слишком длинными гвоздями.
И тут он начал советоваться о размерах будущего топчана.
А у меня на тот момент уже имелась целая, хорошо разработанная нумерологическая система.
С отдельными цифрами вообще полная ясность, что 22 – «смерть», 24 – «жена», 10 – «секс» и так далее, ну, а дальше комбинируй смотря по ситуации.
С учётом назначения изделия, я ему предложил оптимальный вариант – 2 метра 10 сантиметров. В смысле 10 на двоих, самое оно для молодой семьи.
А он упёрся – хочу 2 метра 30 сантиметров!