… а, так вот и текём тут себе, да …
Шрифт:
За ним последовал план знакомства с мелькающими по столице иностранцами, на предмет бартера со шмотками из-за Бугра.
Тогда-то он и привлёк меня на роль исполнителя, которому терять нечего; и с той поры вошёл я в услуженье к Двойке на вполне приемлемых условиях, если тебе уже и впрямь всё п'oфиг.
Связь с иностранцами тоже не наладилась.
В день попытки завязать подходящее знакомство по Хрещатику звучали лишь романские языки – подходить к таким иностранцам с моим английским толку мало.
Двойка
Пришлось пояснить боссу, что это негры из бывшей французской колонии, английский с ними не катит.
Безрезультатная охота, похоже, Двойку притомила, или мой босс решил обдумать какой-то ещё план, но он плотно уселся на скамейку в университетском сквере и дал мне два часа на бесконтрольный свободный поиск.
Задание не слишком привлекательное, но надо же отрабатывать харчи, как потреблённые (пирожки с пепси), так и грядущие.
И, оставив его на скамейке, я не отлынивал и не увиливал, а без увёрток, добросовестно локаторил – не забазарят ли хоть с какой-нибудь стороны родным шекспировским?
На бульваре Шевченко группа аккуратных мужчин, минуя Владимирский собор, назвала его «касидрел». Неужто?..
– Нет,– пояснил один из них,– мы разговариваем на латышском.
Пожалуй, хватит.
Зайду, вон, только в отель ИНТУРИСТ и – всё. Последняя попытка.
Пусть, Двойка, как себе хочет, а мне надоело.
На широком крыльце перед стеклянным входом здоровяк с саксофонным шнурком шее вежливо поинтересовался чего мне надобно.
До чего ж наивный вышибала. Ну откуда мне – интуристу – знать эти местные их диалекты?
Снисходительно обозрев двухметрового аборигена, я без слов захожу внутрь и сворачиваю налево – к бару.
Английская надпись над стойкой призывает платить только местной валютой и извещает, что сегодняшний день недели – выходной.
Да, самое время передохнуть.
Массивные с виду кресла у полированных столиков очень вертлявы и жутко удобны.
Исполнительность вознаграждается: начни я сачковать, то не сидел бы сейчас в такой благодати – чай, помягч'eе, чем Двойке-то на той скамейке.
В дальнем конце бара, у которого выходной, расселись врассыпную двенадцать апостолиц и ихний Учитель при них, с чёрной бородкой и пылкой проповедью истинной истины.
А у них что за язык? О том ведомо только им.
Скажу в отчёте Двойке, что попадалась делегация румынских птицеводов.
Через столик от меня, усиленно не глядя в мою сторону, две немецки-бесцветные д'eвицы обмениваются краткими фразами.
Проклятый языковой барьер. Девули-то явно маются. Рады б, небось, услышать: «вы привлекательны, я замечательный и есть у меня друг Двойка, вчетвером скучать веселее…» Да только не услышат. Языковая тюрьма. У них своя камера, у меня своя. Даже смотреть друг на друга не смотрим, как та лиса на недосягаемые гроздья.
Но они-то хоть между собой калякают, а я? Так и останусь глухонемым?
– Эн офули найс плейс,– общительно сообщаю я немочкам,– эйнт ит? Бат (с лёгким вздохом разочарования) нобади то хэв э ток виз.
Галантно киваю на их изумлённые взоры:
– Бай-бай…
За истекшее с той поры время куш так и не подвернулся, но Двойке понравилось иметь со мной дело. Я, как юный пионер, на всё готов, и кроме того я – реликвия его студенческой юности.
Вот и потекли после первой такие же краткие телеграммы, которыми он вызывал меня по выходным – название села и дата, когда мне следует туда явиться.
Туда от Конотопа полчаса электричкой, а потом минут десять автобусом.
– Чего это ты как выходной с цветами на электричку? К жене что ли? Так, вроде, развёлся.
– К другу, в село. А цветы для его матери с бабушкой.
– Так что у них в селе цветов нет?
Есть. Но работы в селе – пропасть. Как приеду – то крыша, то сарай, то на огороде.
Потом, конечно, самогону пей сколько влезет, ешь чего хочешь – всего хватает, да только без цветов я б там вроде как батрак, а когда с цветами – словно бы гость.
Родительский дом Двойки стоит на краю села, в тесной улочке с названием Берег. Тесноту в ней создают не хаты, а фруктовые деревья сплошняком нависшие поверх заборов.
Дом, конечно, зовётся хатой, но по добротности это, всё-таки, дом.
Между воротами и хатой, налево в палисадничке неглубокий колодец, до воды метра два. Над ним жестяная крыша, в'oрот с коленом рукояти и ведро на цепи.
Справа побелённая стена кирпичного строения, в котором есть всё – летняя кухня, чьё крыльцо почти смыкается с высоким крыльцом на веранду хаты, гараж для пока ещё не купленной машины, склад инвентаря, хлев.
Правда, в хлев вход не со двора, а с обратной стороны строения.
Пройдя между крылец, оказываешься на заднем дворе с длинным деревянным сараем для коз, кур, свиней и чего-нибудь ещё.
Под окнами хаты малинник и ещё пара яблонь, а дальше безмерный огород, за которым ровное поле и потом лесополоса скрывающая железную дорогу.
Колхоз этим полем не пользуется – слишком много подпочвенной влаги.
Привольно живут люди на улице Берег.
Глава в доме Раиса Александровна, мать Двойки, потому что муж её, Сергей, больше занят по хозяйству и ему не до болтовни.