… а, так вот и текём тут себе, да …
Шрифт:
Грустная, вобщем, история.
Она посочувствовала и сообщила, что тоже работает медсестрой.
Хорошая профессия для девушки лет тридцати. Лицом не киноактриса, а остальное всё на месте.
Купальник не даст соврать.
Закончив осмотр, мне пришлось подтянуть свои колени к подбородку, чтоб и дальше сидеть культурно.
А дальше всё пошло как в сказке, она сказала мне свой адрес На Семи Ветрах и мы условились, что во вторник я посещу её с визитом
Она ушла по пляжному песку, а мне пришлось растянуться на животе, чтоб не бросаться в глаза пляжникам своими вздыбленными плавками по случаю многообещающего вторника.
Он наконец пришёл и после работы я поехал с привокзальной площади на Мир, в магазин «Цветы».
Ничего путного там не оказалось. Пришлось купить какую-то помесь между ромашками и подсолнечником.
До условного часа оставалось ещё немало времени и я пошёл пешком обратно на Вокзал, чтобы по Клубной выйти к Семи Ветрам.
На Зеленчаке водитель автокрана из нашего СМП, Владимир Гавкалов, который лицом схож с Игорем, братом Иры, рысцой пересёк мне дорогу.
– Серёга!– крикнул он на бегу.– Ты перепутал – баня в другой стороне.
Букет мне и самому не слишком нравился, но я продолжил нести его.
До Семи Ветров я всё равно дошёл на полчаса раньше срока и решил исполнить давно данное себе обещание – что когда-нибудь посещу ту семейку берёз посреди строительных угодий.
По тропке среди жёстких трав я подошёл к их белоствольной группке.
Вот же суки!
Жильцы с ближайшей улицы устроили под деревьями свалку бытового мусора.
Солнце стиснутое облаками зашло без заката. В расстроенных чувствах я понёс свой дурацкий букет по адресу.
– О!– сказала она.– С цветами!
Зря, что не с водкой, сразу подумалось мне.
Мы о чём-то говорили на кухне однокомнатной квартиры на первом этаже.
За чаепитием случилось происшествие – банка с клубничным вареньем выскользнула у неё из рук и хлопнулась на пол.
Пришлось долго собирать широкую липкую лужу и замывать пол.
Часов в одиннадцать она начала отправлять меня восвояси. Мне пришлось гнать дуру, что там уже всё заперто и бегают цепные псы соседки.
Она, типа, сжалилась и уступила мне половину широкой кровати, но только, чтоб не лез.
Когда она потушила свет и тоже легла, я попытался продолжить отношения самым естественным образом, но встретил упорное сопротивление.
Вот те на! Приглашала показать свою девочк'oвость?
Я прекратил попытки и мне стало всё равно, как с бандеролью на полках этажерки.
А может она потрясена утратой варенья. Всё-таки трёхлитровая банка.
Наверное, недобрый знак для суеверных.
И наплевать, что они там устроили свалку. Когда я с разных объектов смотрел как они мне машут, то становилось как-то хорошо. Словно обещание чего-то прекрасного.
Даже когда на их месте поставят очередную пятиэтажку, они всё так же будут махать мне упругими верхушками сквозь марево зноя.
Это останется со мной, а куча останется жильцам.
Среди ночи я проснулся от осторожного ощупывания моего члена через трусы.
Не дождавшаяся изнасилования медсестра проверяла на месте ли. Спросила б лучше у пляжного песка на Сейму.
Но эти чужие пальцы обшаривающие мою плоть… Это уже где-то было…
Только я не мог вспомнить где и когда и снова уснул.
Утром я ушёл отказавшись от чая с сахаром.
Как её звали?
Ну, наверное, как-то, примерно, может быть… м-да…
Всё, что мне осталось, так это танцплощадка в Центральном парке на Миру.
Правда, туда я ходил не как запоздалый стрелок в поисках дичи, а просто потосковать.
Сеанс ностальгии ценой в 50 коп.
Одним из первых я заходил в огороженный круг танцплощадки и усаживался на брусья круговой скамьи в давно облезлой краске.
Большие чёрные ящики колонок в оркестровой раковине бушевали неплохими записями.
«Живая» музыка канула в прошлое.
Между номерами один, так сказать, диск-жокей включал микрофон и объявлял что прозвучало только что и что будет дальше.
Иногда он пытался нелепо шутить. Хорошо, что редко.
Я смирно сидел, упёршись затылком в трубу ограждения. Вокруг сгущался вечер, но высоко в небе, под ещё не угасшими облаками метались стаи ласточек.
Точь-в-точь как в день, когда тебе исполнился один месяц и мы привезли тебя на осмотр в детскую поликлинику в коляске с тюлем от сглаза.
Только те ласточки ещё и пронзительно пищали, кружа над крышей универмага, а этих не слыхать – слишком высоко.
Потом и небо гасло, наступала ночь, а я всё так же сидел и не танцевал, потому что знал своё место.
Оно, как и у прочих тридцатилетних, снаружи; под фонарём на парковой аллее. Можешь остановиться на несколько минут, поглазеть как скачет следующее поколение и – топай в свой быт с диваном напротив телевизора.
Я сидел тихо, как инородная частица, слушал музыку и наблюдал сблизи всё уплотняющуюся массу молодняка вокруг себя.
Вон у той девушки шея длиннее, чем у Нефертити. Красиво. Словно стебель одуванчика.
И я любовался без всякого возбуждения.
Когда она пришла с виновато поникшей и словно бы укоротившейся шеей, я знал – срезалась на экзаменах в институт.