А утром пришел Фо…
Шрифт:
Мысли мои прервал треск веток. Я посмотрел в том направлении, и мне показалось, что за ограждением между листвой мелькнула какая-то тень. Я вспомнил, что туда по нужде ушел Провин. Спустя минуту треск повторился – словно кто-то продирался сквозь бурелом. Может, этот подонок заблудился?
– Чего тебе? – раздался из темноты удивленный голос Провина.
А потом вдруг затрещали ветки, будто кто-то рухнул в кусты. Я подбежал к калитке, прислушался. Из чащи донесся тихий стон. Меньше всего мне хотелось помогать поскользнувшемуся на каком-нибудь дерьме помначкару.
– Чего там? – спросил Роганин.
– Так,
Глава 3
Нападение
Снова очутившись в кресле бодрячки, я вспомнил про книгу. Она все еще была в сапоге. Я сначала раскрыл ее на закладке, но передумал – вернулся почти в самое начало и принялся просматривать абзац за абзацем. Вот, нашел! «…Лада макушкой едва достигала плеча своего отца, за что тот называл ее „крохой“. Необычайно длинные светлые волосы она не сковывала заколками и резинками, и те всегда свободно рассыпались по плечам. Голубые глаза Лады постоянно сияли таким задором и жизнерадостностью, что тем, кто смотрел на нее, казалось – эта девочка не знает, что такое слезы…» Кстати, какого цвета были ее глаза?
Я перечитывал описание внешности Лады множество раз и сам не заметил, как задремал. Телефонный звонок раздался настолько внезапно, что я аж подскочил, выронив книгу.
– Караульное помещение, – сказал в трубку дежуривший за пультом Рыбалкин. – Кто? Что там? Ты чё, шутишь? Эй! Алло! Второй пост!
Сердце мое бешено забилось. Второй – мой пост! Что там стряслось? Не связано ли это с моей ночной гостьей? Я представил, как она лежит сейчас на земле лицом вниз под прицелом автомата Лехи Волкова, который оказался более ответственным часовым, чем я. Ведь по уставу я тоже должен был положить ее лицом в грязь и вызвать смену за то, что она ошивалась у поста. Я прислушался: что будет дальше?
Рыбалкин вскочил со стула. Он все еще озадаченно сжимал в руке трубку, на лице застыло выражение растерянности. Наконец он бросил трубку обратно на пульт и влетел в комнату начкара.
– Товарищ капитан!
Саморов спал, укрывшись с головой синим армейским одеялом. Рыбалкин тронул его за плечо. Тот заворочался, перевернулся на другой бок, пробормотав что-то невнятное.
– Товарищ капитан! Нападение на пост!
– Что? – Капитан тут же подскочил. – Какое, к черту, нападение?
– Со второго поста позвонил Волков. Говорит… То ли нападение, то ли еще чего… Я так и не понял.
Начкар сел, растирая виски.
– Где Провин?
– Не знаю.
– Так узнай! Сюда его, быстро! И Агеева тоже!
Рыбалкин вбежал в бодрячку.
– Помначкара не видал? – спросил он у меня.
– Не, Санек, не видел. А что случилось-то?
Но Рыбалкин уже мчался в отдыхаловку, где высыпался между сменами Агеев.
– Эй, Витек! – Рыбалкин тронул разводящего за плечо.
– Что? – Агеев подскочил. Глаза его спросонья бегали, рыжий чуб торчал вихром.
– Тебя начкар вызывает!
– Ага. Иду.
Рыбалкин побежал было к выходу, но, оглянувшись у двери, увидел Агеева в горизонтальном положении и даже слегка похрапывающего. Рыбалкин вернулся к топчану и принялся усиленно тормошить младшего сержанта:
– Витяня, да проснись же! Тебя начкар вызывает, срочно! Похоже, нападение!
Агеев сел, спустив ноги на пол, посидел так несколько секунд, растирая глаза. Наконец взгляд его стал осмысленным, он тревожно взглянул на Рыбалкина и, не говоря ни слова, принялся быстро натягивать сапоги.
Рыбалкин вернулся к пульту и попытался дозвониться до второго поста. Безуспешно. Вдруг пульт затрещал. Рыбалкин щелкнул тумблер у горящей лампочки, но оказалось, что звонит часовой с собачки.
– Что? – прокричал Рыбалкин в трубку. – Слышал выстрелы на постах? Ясно. Отключайся.
Из комнаты начальника караула выбежал встревоженный Агеев и распахнул пирамиду с автоматами.
– Вовка, не ставь автомат, – бросил он только что сменившемуся с собачки Роганину. – Пойдешь со мной. Рыбалкин, ты тоже.
– Витек, возьми и меня! – подскочил я. – Все-таки это мой пост…
Агеев окинул меня удивленным взглядом.
– Ты же из бодрствующей смены? Ладно. Собирайся. Роганин, тогда останься.
Я быстро напялил броник и каску, схватил автомат. Выбегая вслед за Агеевым из караулки, услышал, как начкар приказал Шуровичу во что бы то ни стало разыскать Провина.
Погода совсем испортилась. Небо заволокли тучи. Заступивший на собачку Серега Сычев ютился под козырьком крыльца, прячась от начавшего моросить дождя. Мы на бегу пристегнули к автоматам штык-ножи и магазины и, забыв прикрыть калитку, помчались к постам. Небо мигнуло фиолетовым, громыхнуло, и через мгновение грянул ливень. Лес зашумел под мощным, как из душа, потоком воды. Ведущая к постам тропинка тут же превратилась в кисель. Глина скользила под ногами, толстым слоем налипая на подошвы так, что мы едва не падали.
Нам наперерез помчались обширные ручьи. Впереди между трепещущими под ударами дождя листьями замелькали огни периметра постов…
Посланный разыскать помначкара Шурович осмотрел каждый угол, но Провина так и не нашел. Даже в сушилку заглянул – вдруг тот завалился спать на бушлатах? Мы иногда так поступали: тепло и уютно, не то что на жестких топчанах отдыхаловки. Не обнаружив его и там, Шурович вышел в бодрячку и озадаченно замер: вроде больше искать негде…
– Вовка, Жеку не видал? – спросил он у сидящего за пультом Роганина.
– С тех пор как с постов вернулись, не видел, – пожал тот плечами. – Он тогда поссать за калитку пошел.
«Точно, – вспомнил Шурович, – на улице еще не смотрел!» Он нехотя поплелся к выходу. Оказавшись на крыльце, окинул взглядом площадку, курилку. Помначкара нигде не было видно.
– Что, правда на посту стреляли? – спросил он Сычева.
– А ты думаешь, я шалобол и все натрындел? Решил пацанов разыграть, чтобы они просто так на посты сбегали? – Сычев исподлобья тупо уставился на Шуровича. Как бык на матадора. Именно из-за этого взгляда Сережа и получил свое прозвище – Бык. Сычев славился не только тугодумием, но и способностью заводиться с пол-оборота по любому поводу. А поводов у него находилось множество, так как его не обремененное интеллектом сознание любую фразу собеседника расценивало как обидную. С Быком не то что шутить, даже просто разговаривать опасались, учитывая его габариты.