…А Видов категорически против
Шрифт:
Видов не спеша шёл по улице – той же самой, да и одна она тут, какую можно назвать улицей. Ночью она казалась более разбитой, а при дневном свете вроде и ничего. «О, икс-перты, – так Видов называл разговорчивых тёток и мужиков, – то, что надо». Он медленно подошёл к забору, через который происходил обмен новостями. Одна женщина стояла на улице, обеими руками держась за колышки, вторая – за забором, с мотыгой в руке.
О чём женщины говорили, Видов так и не узнал: они замолчали сразу же, как его заметили. Ну, ничего страшного.
– Здравствуйте! – Видов улыбнулся и даже совершил некое телодвижение, вроде поклона, – я врач. Со скорой. Приезжал ночью вон в тот дом.
Успех был моментальным. Видимо, новость о смерти Риты ошеломила всю округу, но данных для перемывания косточек было маловато. Обе тётки воодушевились, заохали, умоляли о подробностях. Хором, громко, с активной мимикой и жестикуляцией. Та, что за забором, лихо выписывала мотыгой эллипсы и восьмёрки, как будто это была не мотыга, а лента для художественной гимнастики. «Через забор не перелетит», – подумал Видов, но инстинктивно отступил на шаг назад.
– Да какие подробности, – вздохнул он, – похоже, поругались они, эта женщина и её муж. А потом, видимо, подрались.
– Ой, да все давно думали, что прибьёт он её, – сказала тётка, стоявшая на улице.
– Много ты знаешь, чего другие думают, – проворчала вооружённая мотыгой, – но дрались они часто, да. Санёк же ж не просыхал, а Ритка иногда погуливала. Два в одном, как им было не драться!
– Так у неё был любовник?! – Видов сделал изумлённое лицо.
– Не, – обе женщины энергично замахали руками, – постоянных не было. Кому охота с Саньком связываться? Так…
– А как же Серёга? – тон вопроса был строгий, не допускающий сокрытия правды от «следствия».
– А, Серёга! – вспомнила та, что с мотыгой, – да, не ожидал он, что Ритка так быстро его бросит. А чего тут удивляться, он же – тот же Санёк, только не муж. И в тюрьме сидел, и не работает.
– Он им сосед?
– Не-ет! Он в Степновке живёт. На мопеде к ней пригонял.
Видов нахмурился. Дело осложнялось. Поездка в Степновку – это… Нет, сначала надо выяснить, видел ли кто-нибудь Серёгу вчера и здесь.
– А вчера его тут не было?
– Кого? – женщины изумились.
– Ну, Серёги этого.
– Навряд ли. Санёк его отметелил так, что скорую вызывали. Мы все – кто соседи ихние, всё слышали! – та, что стояла на улице, неодобрительно покачала головой, – вот только не скажу, забрали в больницу или кто домой его отвёз…
Так… Видов удовлетворённо хмыкнул. Вот он, повод. Если, конечно, любовник-неудачник не лежит в хирургии с ушибом мозга или переломом пары-тройки рёбер… Судя по Ритиной травме, это вполне возможно.
– Гости у них бывали?
– А то! – тётка за забором решительно ткнула мотыгой в землю, – когда у Ритки получка, Санёк всегда дружков звал. Только вчера получки-то не было. Она в магазе работала, вместе с моей Ленкой. Вот я и знаю! А больше к ним никто не ходит. Санёк-то почти всегда пьяный, смотреть противно.
– Верно, – кивнул Видов, – плевался в участкового, я сам видел.
– Да это его обычное состояние, – тётка с улицы ткнула кулаком в Видовское плечо, – он, кроме как плеваться и матюкаться, ни на что не способен.
«Да! – сверкнуло в голове, – ни на что не способен. А вдруг способен?!»
– А мог вчера кто-то зайти к ним? Хотя бы из ближайших соседей. Например, Васютины?
Женщины захохотали.
– Не-ет! Да чтобы Васютины зашли в этот дом? Да ни за что на свете! Они ж ото всех нос воротют. Все из себя. Мы таких не любим, у нас по-простому. И они с нами ни с кем не дружат.
Та, что с мотыгой, добавила:
– Мальчишка ихний, Егорка, забегал иногда к Васютиным. А Ритку с Саньком они и на порог не пускали. И других прочих никого. Крутые больно… Ей-ей, а Васютина-то и в городе нет. Уехал он, вчера ещё.
– Разве? – Видов взялся рукой за колышек забора, – и не вернулся ночью?
– Да нет его, говорю вам. Он же вон, на Стройке, торгует. Уехал за товаром. В ларьке только продавец сидит. Я сама видела, потому что вот за этой вот мотыгой ходила. Там их точут.
– Стройка – это рынок, во-о-он тот, там всё для ремонта продают, – пояснила тётка с улицы, показывая рукой куда-то на северо-запад, – и все вещи для хозяйства там можно купить.
«Итак, что есть в наличии? Любовник Риты мог прийти на разборки, если был в состоянии ходить после драки. Ну, это легко проверить. Жена любовника? Сейчас спрошу о ней… Васютин зачем-то срочно вернулся, а потом опять уехал. Не криминально вроде бы, но странно – очень, очень».
– А не знаете, жена у этого Серёги есть?
– Вот не знаем, да и не нашенское это дело, – похоже, женщины решили, что наговорили лишнего совершенно незнакомому человеку. И ещё неизвестно, тот ли он врач, за кого себя выдаёт! – только вряд ли. Но, может, и живёт с кем.
Видов извинился, поблагодарил и попрощался с икс-пертами. И пошёл дальше. Он настолько отключился от реальности, что не заметил, как оказался у знакомой покосившейся калитки.
Днём двор выглядел ещё неряшливее – как-то безысходно, а дверь в дом была опечатана. Видов прошёл дальше, вдоль Васютинского забора. Пока он раздумывал, как объяснить хозяйке свой визит, Васютинская калитка распахнулась, и на улицу выскочили две девочки.
– Здравствуйте, девочки! – Видов заулыбался, потому что любил детей, – вы ведь Васютины?
– Да-а-а! – закричали девочки хором, – Даша и Маша!
– А папа дома? Мне нужно кое о чём с ним поговорить.
– Не-е-ет! Он вчера уехал по делам!
– На машине?!
– Ага-а! – тут девчонки толкнули друг дружку в бок, и убежали за ещё одной девчонкой, выскочившей из-за угла.
Видов понял, что ничего не понял. Кто же тогда приезжал на машине ночью, и чья была та машина?! Повернул назад. Дело нечисто, а, значит, Васютина будет врать, и ещё больше его запутает. Впрочем, это нечистое дело необязательно связано со смертью Риты. Даже навряд ли связано. Ничего, Видов ещё встретится с настоящим Васютиным – на Стройке, когда тот вернётся.