А жизнь идет...
Шрифт:
— Ты должен отделать его за меня.
Август выразил сомнение в том, что это хоть сколько-нибудь поможет.
— Как? Не поможет? Что-нибудь должно же помочь? Почему он не может оставить меня в покое? Уж я сумею его припугнуть, — угрожала Старая Мать, — потому что я тоже хочу быть порядочной женщиной. — И она от бессилия почти заплакала.
Этого Август не мог вынести, он долго размышлял и, наконец, нашёл один выход, на который, впрочем, пошёл крайне неохотно:
— Не остаётся ничего другого, как застрелить его.
— Что? Нет, ты этого
— Для меня это совершенный пустяк, — сказал Август.
Но человеку, о котором они говорили, не суждено было быть застреленным: совершенно случайно он прославился в имении как искусный ветеринар и на короткое время затмил собой даже Августа.
Случилось это так, — одна из лошадей заболела, это была верховая лошадь Марны, она забралась в свежую траву, объелась и стояла теперь вздутая, как барабан. Марны не было дома, — Марна уехала; но все остальные люди в имении собрались вокруг кобылы: консул с фру Юлией, Старая Мать, кухарки и служанки, и те из детей, которые умели ходить. Стеффен, дворовый работник, оказался бессильным сделать хоть что-нибудь, он «шевелил» лошадь, «качал» её; теперь она отказывалась двигаться, стояла только, расставив ноги, с угасшим взглядом, изредка вздрагивая.
Вероятно, Александер, цыган, из окна коптильни увидал всех этих людей на лугу и пришёл посмотреть, в чём дело. Никто на него не обратил внимания, он задал Стеффену два-три вопроса, и тот крайне уклончиво промямлил ему что-то в ответ.
— Стой и держи лошадь крепко за узду! — приказал он вдруг Стеффену.
Его чёрные глаза так и впились в заболевшее животное, он гладил его то тут, то там, ощупывал, нажимал пальцем на каждое ребро, отсчитал их приблизительно до середины, начал затем с противоположной стороны, и наконец отметил определённую точку...
Неужели он заранее засунул нож в правый рукав? Никто и опомниться не успел, как цыган всадил нож по самую рукоятку в бок лошади.
— Да что же это! — воскликнул кто-то из собравшихся. Это была Старая Мать, все остальные молчали.
Александер не вынул тотчас ножа, он прижал его плашмя к одной стороне раны, так что образовалось отверстие. Показалось немного крови, и из раны стал выходить воздух.
Кобыла держалась спокойно, даже прокол не произвёл на неё заметного впечатления. Через несколько минут брюхо медленно и ровно подобралось. Александер прижал теперь нож к противоположной стороне раны и продержал его так короткое время. Потом он вынул нож и обтёр его о траву, обошёл кругом, заглянул кобыле в глаза и одобрительно кивнул головой.
— Что за чёрт! — вырвалось у Стеффена.
Кобыла оживилась, стала вырываться, обнюхивать землю. Александер опять отдал приказание Стеффену:
— Оставь её на короткой привязи и не давай ей жрать ещё несколько часов!
— А рана? — спросил Стеффен.
— Это ничего. Если хочешь, помажь дёгтем.
Фру Юлия словно с неба свалилась:
— Как, она опять здорова?
— Да, — отвечал Александер.
И дети, и взрослые стали гладить кобылу,
— Благодарю тебя, Александер, — сказал консул.
— Ну, разве не ловко это у него вышло? — сказала фру Юлия. — Александер знает, что делает.
— Он знает иногда слишком много. Так, например, он умеет лазить по отвесной стене, — вдруг резко и ядовито заметила Старая Мать.
— Что он умеет?
— Лазить по отвесной стене. До второго этажа.
— Да? Это удивительно.
— И если мальчики увидят это и попробуют сделать то же, они упадут и расшибутся.
— Да, это не годится, Александер, — сказала фру Юлия.
— Нет, не годится, — ответил он и отошёл.
Все слыхали эту маленькую перепалку. Блонда и Стинэ тотчас навострили уши. Да, Старая Мать выбрала подходящий момент и попробовала отстоять свою свободу. Она почувствовала облегчение и осталась довольна собой, она пошутила:
— Ну, что же мы стоим? Пациент ушёл, и доктор ушёл. Ты, Юлия, напиши об этом Марне, — обратилась она к Юлии.
— Разве надо об этом писать Марне? — спросил Гордон Тидеман. — Кстати, куда это она уехала так поспешно?
Старая Мать: — В Хельгеланд, вероятно.
— Я напишу ей, — сказала фру Юлия. — Она уехала в Будё.
Когда Август узнал о чудесном способе лечения, применённом Александером, он стал уверять себя в том, что стал слишком благочестивым для таких дел, и что он должен быть этому рад. Да и практики у него не было: ведь уж так давно не лечил он лошадей от газов, в последний раз это происходило на Суматре в 1903 году. Но, впрочем, ему случалось лечить лошадей от вздутия и на Севере и на Юге.
Вполне возможно, что старый На-все-руки плутовал также и в ветеринарном деле; это могло с ним статься. Но Александер учился искусству лечить лошадей у своего древнего бродячего племени и довёл его до безупречности и до чуда, — он не учился ему понаслышке от кого попало.
— Так, — сказал Август. — Но тот, кто выучил меня этому приёму, был великий и важный человек в своей стране. Он правил четвёркой президента и, кроме того, всегда имел под надзором пятьдесят коней. Он в любое время прокалывал больных лошадей.
Александер попробовал было немного проэкзаменовать безумного хвастунишку:
— Куда же он будет колоть? Как далеко от переда и как близко к заду? Как высоко и как низко? Где он наметит точку?
Август сдался. Он не помнит, это было так давно. Но смышлёным и любознательным, каким он был всю свою жизнь, таким остался и теперь, и поэтому он попросил Александера указать ему эту точку.
— Ха-ха-ха! — рассмеялся Александер. — Чтобы ты мог портить лошадей? Ты думаешь, что достаточно проколоть дырку; но видал ли ты когда-нибудь внутренности лошади, и знаешь ли, куда надо колоть, чтобы напасть на газы? И знаешь ли ты, как глубоко всаживать нож? Уж молчал бы лучше, лысый чёрт!