А. з.
Шрифт:
— А вдруг там люди?
— Скажешь, что заблудился.
— А потом?
— Дашь знак.
— Там никого нет, — сказал Максим.
— Тебя никто не спрашивает, — отбрил Жила и выпихнул Сяву из зарослей.
Тот, пригибаясь, побежал на полусогнутых ногах к избе. Скрылся за углом. Появился с другой стороны. Приложив ко рту ладони рупором, звучно прошептал:
— Там колодец. И ведро есть. Только верёвки нет.
— Избу проверь! — Жила сплюнул на землю. — Осёл…
Сява вскочил на крыльцо, припал ухом к двери. Поскрёб ногтями по доске, как нагулявшийся кот, и опасливо переступил порог. Под ногами тихо скрипнули половицы.
В избе царил мягкий полумрак. Стены из потемневших от времени брёвен, потолок из тесин; щели законопачены красно-бурой соломой. Углы затканы паутиной. Сява хотел крикнуть: «Никого!» И прикусил язык. Нельзя упускать шанс обнаружить забытый кем-то ножик или, на худой конец, вилку. Жила и Хрипатый голыми руками прикончат любого. У Гвоздя ружьё, хоть и незаряженное. У Бузука складной нож. А у него для защиты ничего нет.
Сява подождал, когда глаза привыкнут к полутьме, и недовольно скривился: на столе пусто. Пошарив под столом и табуретами, встал в полный рост. Вверху что-то зашуршало, с потолка посыпалась измельчённая солома. Щурясь, Сява запрокинул голову. Труха сыпалась из зазоров между тесинами. Наверное, мыши шалят на чердаке.
Стряхивая солому с волос и плеч, Сява наклонился и заметил в полу крышку погреба. Нащупал утопленное в половице железное кольцо. Потянул дверцу на себя. Сидит плотно. Рванул что есть силы. Без толку. Озадаченно почесал за ухом: а погреба-то нет — под домом пустота. Подойдя к окну, заколоченному досками, Сява посмотрел в щель.
По ту сторону оконного проёма была ещё одна комната, такая же полутёмная, тесная. Такие же два табурета и стол. В дальней стене — приоткрытая дверь. Сява свёл брови. Обегая избушку, он не видел другого входа.
Посмотрев себе за спину, окинул взглядом избу и снова прильнул к щели. Сквозь зазор он видел, словно в зеркале, комнату, в которой находился сейчас. Один в один, там и здесь. По затылку побежали мурашки. И вдруг в просвете возникли чьи-то глаза, будто кто-то стоял с обратной стороны окна и смотрел на Сяву. Чувствуя, как в жилах холодеет кровь, Сява медленно подался всем телом назад. Тот, за досками, тоже отклонился. Сквозь щель стали видны острый нос и острый подбородок…
Раззявив рот в беззвучном крике, Сява рванул к двери. На пороге обронил с ноги ботинок, вывалился на крыльцо и в прыжке перемахнул через ступени.
Из кустарника послышался голос Жилы:
— Чё прыгаешь, как блоха по гребёнке?
Скинув второй ботинок, Сява побежал вокруг избы. Вернувшись к крыльцу, замер в растерянной позе.
— Ну что? — долетел шёпот Жилы.
Глядя на дверь, Сява почесал за ухом:
— Мне показалось… Никого. Там никого нет.
— Чердак проверь… Оглох? Давай на чердак!
Сява потряс приставленную к чердаку лестницу. Осторожно ступил на нижнюю перекладину.
— Ползи, урод! — подгонял Жила.
— Сам ползи, а я снизу буду тявкать.
Не выдержав, Жила вышел из-за куста:
— Ну, падла!
Появление приятеля прибавило Сяве смелости. Он резво вскарабкался наверх, открыл дверцу:
— Никого.
— Вот тупица! Проверь, что там.
Сява пополз, бодая лбом висящие под крышей связки трав:
— Тут какая-то хрень болтается. И чем-то воняет.
Под рукой прогнулся настил. Соломенная труха, подобно песку в песочных часах, посыпалась в щель между досками. В оголившемся просвете мелькнула тень. Подумав, что в избу вошёл Жила, Сява прижался лицом к щели.
Кто-то стоял возле стола. На Жилу не похож. Тот высокий, крепкий, а этот малорослый, щуплый. Шнобель, что ли? Совсем оборзел петух! Находясь прямо под Сявой, зэк отряхнул с коротких волос солому и запрокинул голову…
Сява вынырнул из чердака, сорвался с лестницы и упал к ногам Жилы.
— Акробат, ё-моё! — опешил тот.
Хватая ртом воздух, Сява указал трясущейся рукой на дверь.
Жила запрыгнул на крыльцо, заглянул в избу:
— Ну и что тут?
— Там я…
— Последние мозги отшиб? — съязвил Жила и махнул приятелям. — В хате чисто.
Бузук подошёл к избе, но входить внутрь не стал. Скинув рюкзак, сел на ступени, поднял глаза к небу и уставился на окружность из чёрной рваной дымки.
— Мы с Хрипатым прошвырнёмся, местность изучим, — сказал Жила и, присев перед Максимом на корточки, начал развязывать шнурки на его ботинках.
— Ты что делаешь? — занервничал Максим. — Я не пойду босиком. И чужую обувь не надену.
— Стреножу тебя, чтобы опять не сбежал.
— Сделаешь это, и я больше не ступлю ни шага.
— Конечно не ступишь, — хмыкнул Жила, ловко спутывая между собой шнурки разных ботинок.
— Клянусь, сами отсюда будете выбираться.
Жила поднялся на ноги, хищно изогнул губы:
— Слушай сюда, болезный…
— Меня зовут Максим.
— Ты не в том положении, чтобы выдвигать нам условия.
— Да неужели?
— Если я не прикончил тебя сразу, то это не значит, что не прикончу потом.
— Баста! — прикрикнул Бузук.
Скроив добродушную мину, Жила повернулся к Бузуку:
— Я прикончу его, если он продолжит упираться. А если он будет пай-мальчиком, конечно же, я его не трону.
— Завяжи шнурки как было, — потребовал Максим. — Иначе сдохнешь здесь вместе со мной.
Опалив его злобным взглядом, Жила опустился на корточки. Повозившись с шнурками, встал и со всей дури ударил ногой Максима в колено. Максим пошатнулся, но устоял.
— Жила! — зыкнул Бузук. — Ну что тебе неймётся?
— Так он точно не улизнёт, — вымолвил он и ударил в колено ещё раз. — Контрольный.