А.и Б. Стругацкие. Собрание сочинений в 10 томах. Т.10
Шрифт:
Он ставит сосуд на стол, хватает из ведра со льдом замороженную камбалу и кидает в живую воду. Камбала переворачивается вверх брюхом и вдруг оживает, переворачивается и ложится на дно, шевеля плавниками.
— Колоссально! — восклицает Саша, загораясь.
— Мне бы еще часиков пятнадцать... ну, десять! — бормочет Корнеев.— Скорость реакции очень маленькая, понимаешь? Мне бы реакцию ускорить!
Саша опомнился.
— Подожди,— говорит он.— А Выбегалло-то здесь при чем? Что ты с ним сделал?
—
Он наклоняется над столом и принимается быстро писать.
Между тем в кабинете Выбегаллы назревает очередной скандальчик.
— Вы мне это прекратите, товарищ профессор Выбегалло! — орет Модест Матвеевич.— Вы мне объясните, почему вы нарушаете трудовое законодательство?
— Никогда! — вопит Выбегалло.— Основы трудового законодательства я всосал с молоком матери! А что касается кроссвордов, то это есть гимнастика ума! Великий Эйнштейн, если хотите знать, решал кроссворды! И великий Ломоносов решал кроссворды! И этот... как его... великий этот...
— Вы это прекратите! — перебивает Модест Матвеевич.— Работой временной комиссии установлено, что вы четырнадцать суток провели в данном кабинете, следовательно, четырнадцать ночей ночевали здесь, следовательно, четырнадцать раз нарушали трудовое законодательство, а также категорическую инструкцию о непребывании!
Выбегалло вытаращивает глаза.
— То есть как это — четырнадцать суток? Это какое же нынче число?
— К вашему сведению, сегодня девятнадцатое!
Выбегалло медленно поднимается.
— Так позвольте же! — произносит он.— Это, значить, получку дают! Как же вы можете меня от этого отвлекать? Позвольте, позвольте, товарищи! — Он устремляется было от стола, но паутина не пускает его.— Да позвольте же! — в полный голос вопит Выбегалло, рвет паутину и, распихивая присутствующих, пулей вылетает в коридор.
— В таком вот аксепте,— говорит Модест Матвеевич, строго озирая присутствующих.— Трудовое законодательство — это вам не формулы, понимаете, и не кривые. Его соблюдать надо.— Он делает движение, чтобы уйти, но любопытство пересиливает, и он наклоняется над кроссвордом.— Прогулочное судно из четырех букв... Лодка! Л... О... Т... Гм!
В лаборатории Корнеева Саша и Витька, упершись друг в друга головами, что-то чертят и пишут. Пол уже забросан исчерканными листками бумаги. Сосуд с камбалой стоит на диване. Камбала чувствует себя хорошо.
— Конечно, если в нашем озере всю воду превратить в живую...— бормочет Саша.
— Да не в нашей луже, балда,— огрызается Корнеев.
— Ну, я понимаю, из озера вытекает ручеек, ручеек впадает в речку...
— Да при чем здесь речка, кретин! Всю воду, понимаешь? Всю воду на Земле можно превратить в живую. Всю!
— Вот этого я не понимаю,— говорит Саша.— Энергии же не хватает.
— Да как же не хватает? — плачущим голосом восклицает Корнеев.— Ну что ты за дубина? Я же тебе показываю...
Задвижка на двери сама собой отодвигается, и дверь распахивается. На пороге — Киврин, Хунта, Эдик Почкин, Стеллочка и прочие другие.
— Что же это вы, г-голубчик, затеяли? — укоризненно осведомляется у Корнеева Федор Симеонович.
— В уголовщину ударились, Корнеев? — неприятным голосом произносит Хунта.
Корнеев стоит, набычившись.
— Почему это — в уголовщину? Ничего такого в уголовном кодексе нет. Если у человека не хватает времени для работы, а ослы гоняют в это время в домино и в карты... Может же человек...
— Н-нет, голубчик! — строго говорит Федор Симеонович.— Н-не может. Человек — не может.
— Федор Симеонович! — восклицает Саша, выскакивая вперед.— Кристобаль Хозевич! Он же живую воду сделал!
— Живая вода — это прекрасно,— говорит Хунта.— Однако даже такая блестящая цель не может оправдать таких позорных средств. Вы, Корнеев, кажется, взяли на себя права и обязанности Господа Бога — решать, кому время нужно, а кому оно не нужно. А ведь вы не Господь Бог! Вы всего лишь маг и волшебник. Способный маг и волшебник, но не более того.
Корнеев открывает было рот, чтобы начать спор, но Федор Симеонович останавливает его властным движением руки.
— Н-нет, голубчик,— говорит он.— И вы сами з-знаете, что нет. Живая вода, наука, открытия — все это прекрасно. Но не за чужой счет, голубчик. Не к-кажется ли вам, что усматривается некоторая параллель между вашими действиями и действиями некоего профессора, специалиста по разнообразным приложениям? Н-нет уж, вы не морщитесь, голубчик. А к-как же? Тот ворует чужой труд, а вы воруете ч-чужое время. Н-не годится, и н-не верю я, что вы об этом не думали.— Он подходит к дивану, ласково гладит обшивку.— Вот и диван вы украли... д-деградируете, Витя, деградируете...
— Вы не младенец, Корнеев,— говорит Хунта.— Могли бы, кажется, понять, что задача не в том, чтобы перераспределить время — у одних отобрать, а другим отдать. Задача в том, чтобы ни у кого на Земле — понимаете? — ни у кого! — не было лишнего времени. Чтобы все жили полной жизнью, чтобы все жили увлеченно и в увлечении этом видели свое счастье!
Часть стены обрушивается. Пролом имеет вид фигуры Модеста Матвеевича. Входит Модест Матвеевич и хозяйственно озирается.
— Так! — произносит он.— Я вижу здесь диван, инвентарный номер одиннадцать — двадцать три, каковой диван числится у нас списанным.