Абандон
Шрифт:
— Между прочим, уже за полночь, — заметила Соня, — и небо тут красивое.
Я посмотрел наверх. Она была права — россыпь звёзд и Млечный путь смотрелись впечатляюще.
— Надо камеру завести, — в очередной раз вздохнул я, — таймлапсы делать. В таких местах бываем!
— Ты каждый раз грозишься, — усмехнулась Соня, — и каждый раз находятся траты поважнее.
— Зато в прошлом сезоне на "Патруль" накопили! — парировал я.
— Молодец, — кивнула напарница, — возьми конфетку с полочки.
"Патруль", конечно, был далеко не новым. И ещё пришлось капитально
До "Патруля" у нас был "Джимми". Неплохая машинка для наших целей, но очень уж маленькая. Свои задачи выполняла, но намучались мы в дальних перегонах, что и говорить. В крайних случаях в неё даже поспать нормально невозможно — в отличие от "Ниссана", где багажник мог превращаться в прекрасное спальное место при сложенных задних сиденьях.
Можно было и сейчас заночевать там. Но я не хотел рисковать — после происшествия с паровозами можно ожидать всего, чего угодно.
— Давай спать, — предложил я, чихнув из-за репеллента, которым Соня щедро меня обрызгала.
— Давай, — кивнула она, забираясь в палатку, — вон, уже рассвет скоро. И действительно, на востоке, над горами небо уже начинало светлеть. Жарко будет, не поспишь толком.
— Жара — не холод, — заметил я, — пережить можно.
— Тоже верно.
Я тоже забрался в палатку. Установил противомоскитную сетку у входа и лёг на свою сторону надувного матраса.
— Спокойной ночи, — сказал я.
— Хороших снов, — ответила Соня.
Если бы мне кто-то пару лет назад сказал, что я буду спать в одной палатке с симпатичной девчонкой, и ничего такого при этом происходить не будет — я бы покрутил у виска и посмеялся. Однако отношения между наводчиком и медведем — дело особенное. Соня мне ближе, чем сестра. Мы слишком сильно чувствуем друг друга, чтобы лишиться этой степени восприятия из-за какого-то банального секса. У нас иногда бывают интрижки на стороне. Но не слишком часто. Это странно, но наши высокие отношения, не допускающие физиологической близости, не отменяют ревности. Или того, что похоже на ревность. Когда Соня с кем-то — я слишком волнуюсь за неё, чтобы принять это спокойно. Для меня непереносима мысль, что когда-то она сможет влюбиться. Захочет семью. Это будет означать конец нашего промысла. Один из распавшейся пары крайне редко находит себе нового напарника. А я уверен, что самые главные сердца в нашей карьере ещё впереди.
На матрасе между нами спало неизвестное существо, похожее на кошку. Я пока не мог понять своего эмоционального отношения к ней. Похоже, это тоже была ревность. Если честно — я втайне надеялся, что она пойдёт ночью на охоту. Проникнется вольной жизнью и решит от нас уйти. Соня, конечно, будет расстроена — но ничего, со временем придёт в себя. Зато это лучший выход для всех нас, как мне казалось в то время.
Засыпая, я думал о том, есть ли заброшки на других планетах? Или звёздах? Интересно, какие сердца можно найти в сооружениях погибших цивилизаций? Так, фантазируя, я провалился в сон. И, кажется, мне снилось что-то очень хорошее — потому что проснулся я в отличном настроении и полной уверенности в том, что сделанные накануне расчёты абсолютно верны.
Во время завтрака Бася, получив свою порцию тушёнки, неожиданно подошла ко мне и ткнулась мордочкой в колени.
— Чего это она? — спросил я Соню.
— Не знаю, — ответила та, улыбаясь, — наверно, хочет отношения наладить.
Я осторожно протянул руку и почесал её за ухом. Бася улыбнулась в ответ, самым натуральным образом, продемонстрировав крепкие белые зубы и раздвоенный фиолетовый язык. Если бы не последняя деталь — её вполне можно было принять за кошку.
— Вот и что нам с тобой делать, а? — риторически спросил я.
Бася решила ответить: вытянула шею и издала гортанный вибрирующий звук, со сложной модуляцией.
— Не понимаю я по-вашему, — улыбнулся я, снова почесав её за ухом.
Бася ещё что-то буркнула, потом элегантно, по-кошачьи, развернулась и направилась обратно к Соне.
Когда мы собрались, Бася уверенно, как по сигналу, запрыгнула Соне на шею и улеглась на манер воротника.
— Ты что, хочешь её взять с собой? — спросил я немного растеряно.
— Конечно, — кивнула Соня, — одной в лагере ей будет неуютно и страшно.
— А-а-а… проблем с поиском линии не будет?
— Нет, — Соня улыбнулась и чуть мотнула головой, стараясь не потревожить Басю, — скорее, наоборот. Она стабилизирует. Как якорь.
— Круто, — сказал я, хотя не очень понял, что Соня имела в виду. Но переспрашивать не благоразумно не стал.
До места добирались больше часа. Вход в штольню найти было не просто: похоже, его специально замаскировали от нескромного внимания, сделав перед ним насыпь из материала для забутовки и закидав его дёрном. Спустя годы, насыпь слилась с окружающим пейзажем.
В итоге я чуть не провалился в щель перед входом, когда продирался через кусты, чтобы встать точно по координатам, забитым в смартфон.
Внутри было прохладно и сыро. Несло плесенью. Нормальное дело для подземелий. Свод в штольне был овальный, его поддерживали деревянные крепы, которые совсем не выглядели надёжно. Какие-то из них даже успели подломиться и продолжали стоять только благодаря стяжкам из ржавых железных полос.
Тут была проложена узкоколейка. Правда, сами рельсы проржавели, и едва ли могли быть использованы по назначению.
— Чувствуешь? — спросил я, сужая луч фонарика, чтобы посветить вглубь штольни.
— Ясно и отчётливо, — ответила Соня.
— Идём тогда, — кивнул я, и первым двинулся вперёд, осторожно ступая по деревянным шпалам, от которых всё ещё едва уловимо пахло креозотом. Наверно, благодаря этому они до сих пор не сгнили в пыль.
— Тут узел, — сказала Соня метров через пятьдесят.
— Всё верно, — подтвердил я после небольшой паузы, сверившись с записями.
— Могу попробовать отсюда.