'Абицелла'
Шрифт:
– Роса здесь ни при чем.
– Тогда в чем же дело?
– Вы сами прекрасно знаете, сэр.
– Я знаю одно: утро такое прекрасное, что хочется петь. От этого у меня некоторая эйфория. У вас тоже, да?
– Не надо меня разыгрывать, сэр.
Кинг поморщился. Ему не хотелось отдавать это радостное ощущение легкости и простора, какое так счастливо снизошло на него с самого пробуждения, за ничтожное удовлетворение от победы в скучном и ненужном споре.
– Мисс Гримбл, я иду в бассейн, - нейтральным голосом объявил он.
–
– Сэр, я приду и сама все вытру.
– Ни в коем случае!
– Но система пылеудаления не справляется с вашей комнатой. Здесь нужна обыкновенная тряпка. У вас полно книг, от них вся пыль. Теперь никто не держит книг в комнатах.
– Ничего не выйдет.
– Тогда включите экран, - потребовала мисс Гримбл.
– Я посмотрю, что у вас творится. Ужасный беспорядок, должно быть.
Кинг саркастически улыбнулся.
– Если хотите знать, порядок есть частный случай беспорядка, а я привык выводить законы и поэтому частных случаев не переношу.
Это был точный ход. Все, что имело отношение к науке, вызывало у мисс Гримбл благоговейный трепет, Кинг поспешил заказать на завтрак молодую картошку с простоквашей и укропом, зеленый лук, редиску и ржаной хлеб.
– Но ваш желудок...
– начала было мисс Гримбл.
– Послушайте, мисс, ведь я не лезу в ваш гардероб, почему вы позволяете себе заглядывать в мой желудок?
– отшутился Кинг, но шутка не удалась. Мисс Гримбл обиженно поджала губы.
– Будет исполнено, сэр. Я свободна?
– Постойте, мисс Гримбл, постойте...
Он должен был что-то предпринять, потому что знал: если она уйдет обиженной, утро будет безнадежно испорчено.
– Вот что я хотел спросить... Где Нокс? Почему его нет в саду?
Упоминание о Ноксе было грубой ошибкой. Не далее как пять лет назад Кинг сам посоветовал садовнику не попадаться на глаза. Нокс раздражал его своим преувеличенно подобострастным видом. В порыве прекраснодушия Кинг забыл об этом, и мисс Гримбл взялась освежить его память.
– Нокс стриг траву, когда вы распахнули окно, он ушел.
– Почему?
– глупо спросил Кинг.
– Потому что он не знал, что вы пожелаете его видеть, - отчеканила мисс Гримбл.
Но Кинг не хотел признать свое поражение.
– А вы не спросите у него, какая пташка пела сегодня под окном? невинно произнес он.
– Пташка?
– остатки бровей мисс Гримбл взлетели под самый верх лба.
– Да, пташка, - уже свирепея, повторил Кинг.
– Она пела так; тинь-тир-ли-люли-тинь!
– Как, как?
– Тинь-тирли-люли-тинь!
– заорал Кинг в микрофон.
– Я так и должна сказать - тинь?
– мисс Гримбл безжалостно добивала его.
Кинг ударил по клавише и выключил канал внутренней связи. Его обидели. Он пытался поделиться радостью - его не поняли, хотел пошутить - на него обиделись, он предложил мир - тогда обидели его самого. Нет, не зря пятнадцать лет назад он дал зарок оставлять при себе и свои несчастья, и свои радости, ибо и то, и другое люди встречают равно неприязненно. Радости, потому что они чужие, несчастья, потому что этого добра у всех своего достаточно. Праздный разговор с экономкой с самого начала был чреват ссорой, нужно было предвидеть это.
Так продолжал думать Кинг, погружаясь в бассейн. Мысли отвлекали его от плаванья, в конце концов он застрял на мелком месте, там, где в бассейн выходила труба с подогретой водой. Теплые струи обтекали тело, навевая дремоту.
– К черту!
– разозлился Кинг.
– Портить такое утро из-за стычки с мисс Гримбл! Не будет этого.
И, оттолкнувшись от стенки, он поплыл. Предки наградили его крепким костяком земледельца - плечи широко разнесены на массивных ключицах, от этого гребок получается емким, и тело, как торпеда, вылетает на поверхность.
Потом он вылез на теплый гранит бортика и растерся полотенцем. От плаванья в мышцах возникло ощущение томной усталости, а кожа все еще помнила ласковый холодок воды.
Вода... Удивительная субстанция! Тяжелая и невесомая, прозрачная и сплошная, податливая и твердая! Как могло возникнуть такое из неосязаемых молекул двух газов? И хотя Кинг лучше, чем кто-либо другой, зная, как это произошло, он не мог отказать себе в удовольствии наивно восхищаться изумительной этой средой.
Возвращаясь в дом, он увидел, как за кустами мелькнула спина Нокса. Кинг хотел было окликнуть его, чтобы спросить о пташке, которая пела в кроне вяза, но, представив, как задрожал бы Нокс, если бы он вздумал заговорить с ним после пятилетнего молчания, передумал. В библиотеке у него хранился полный Брэм, по которому можно узнать о любой пташке без всякой помощи Нокса.
Несколько метров отделяло его от входа в дом, когда в глаза ему сверкнул солнечный зайчик. Кинг вздрогнул, так и есть - над оградой, как мачты в гавани яхт-клуба, колыхалась целая роща шестов с прикрепленными телекамерами. После нескольких лет затишья, когда Кинг начал уже надеяться, что о нем прочно забыли, камеры все чаще стали появляться над оградой.
Послав к чертям всех репортеров с их дурацкими затеями, Кинг легко взбежал по ступенькам, и за ним захлопнулась дверь.
– Завтракать, мисс Гримбл!
– крикнул он, войдя в комнату и включив канал связи.
В стене раскрылся проем, и транспортер доставил поднос с завтраком, Вдохновленная ссорой мисс Гримбл превзошла самое себя: дымились округлые ядрышки картофеля в узорчатых лапках укропа, редиска нарядно алела среди пучков зеленого лука, а простокваша застыла в горшочке монолитным куском.
– Вы чудо, мисс Гримбл!
– воскликнул Кинг.
– Что бы я делал без вас!
Лесть! Нет более простого и надежного средства коммуникации.
– Я очень рад, что вы живете у меня, - пел Кинг, наслаждаясь пищей.
– А вам, должно быть, нелегко со мной.