'Абицелла'
Шрифт:
– Не с вами, а с экраном телевизора, - проворчала мисс.
– Но ведь на экране - я.
– Иногда мне кажется, что вас нет, - ответила экономка, - что все это обман, передача из телестудии.
"Сейчас пришлю на транспортере пустые тарелки, и убедишься, что я существую", - подумал Кинг, но вслух сказал иное:
– Благодарю, мисс Гримбл, завтрак был великолепен! Теперь сигарету, и больше мне ничего не нужно.
– Тогда отключите экран, - послышалось из динамика, - я не выношу табачного дыма.
– Браво, мисс, браво!
– Кинг захлопал в ладоши.
– Великолепная шутка!
– Горькая шутка, сэр!
–
Старушка вконец расстроилась, надо было как-то утешить ее.
– Послушайте, мисс Гримбл, - начал Кинг, наслаждаясь сигаретой, - ведь я не против, чтобы вы пригласили гостей. Веселитесь, пейте коктейли... Почему вы не делаете этого?
– Потому что все время чувствую себя виноватой!
– с жаром ответила женщина.
– Я проработала у вас пятнадцать лет и за это время видела вас лишь однажды, когда вы расшиблись в бассейне и за вами приехал санитарный автомобиль.
– Мисс Гримбл замолчала. На лице ее появилось страдальческое выражение.
– Мне постоянно кажется, что вы не хотите меня видеть, потому что я в чем-то провинилась. Если б вы знали, как это трудно!
– Но ведь я сторонюсь не вас именно, мисс Гримбл. Я не допускаю к себе никого.
– Так зачем это? Вы умнейший человек, сэр Томас, что заставило вас заточить себя в эту конуру, пропахшую табаком?
Кинг почувствовал, что до очередной ссоры осталось два-три слова.
– Мисс Гримбл, сегодня прекрасное утро, - медленно выговорил он.
– И чтобы не портить себе его, давайте на этом закончим, наш разговор.
– Вы рассердились на меня?
– помолчав, спросила мисс Гримбл.
– Нет, - ответил Кинг, стиснув зубы.
– Если позвонят из города, соединить с вами?
– Нет.
– Ведь сегодня особенный день, будет много звонков...
– Нет!
– Всего доброго, сэр!
Послышался щелчок - мисс Гримбл отключилась.
– Упрямый старик!
– добавил Кинг за нее. Несмотря на все рифы и подводные камни, ему все же удалось привести корабль своего настроения в спокойную гавань.
Насвистывая, он настроил компьютер на поиск в библиотеке и набрал шифр томов Брэма. Можно было воспользоваться системой электронного воспроизведения и читать текст с экрана телевизора - компьютер хранил в своей памяти всю библиотеку, которая умещалась на рулоне магнитной пленки размером с блюдце. Но Кинг любил книги. Их запах, шелест пожелтевших страниц, потертые корешки с золотым тиснением...
Через минуту транспортер доставил нужный том, переплетенный в зеленую шагрень. Устроившись в любимом кресле, Кинг закурил сигарету и принялся рассматривать иллюстрации. Они были выполнены в древней манере черно-белых гравюр, с поразительной выпуклостью передававших мельчайшие детали птичьего оперения. На перышках был прорисован каждый волосок. Особенно поразил Кинга рисунок, изображавший полевого воробья. Прекрасно запечатлел художник, как острый коготок птички проколол травинку, приникшую к земле. Каким терпением надо было обладать, чтобы нанести на медную доску бесчисленное множество линий различной толщины, которые чудесным образом соединялись в изображение предметов и животных! И хотя этого же можно достичь простым нажатием пальца на кнопку фотокамеры, труд искусного мастера не бесцелен, ибо ни одна фотография не смогла бы передать самодовольства этого воробья, когтистой лапкой попирающего землю. И все же замечательное это искусство погибло. Люди лишились дара терпения. Репортеры, фотокамеры, телекамеры, целая роща телекамер над оградой...
Кинг тряхнул головой - не мог он, несмотря на старания, всецело отдаться любимому занятию. В голове роились нелепые мысли, какое-то раздражающее беспокойство отвлекало внимание. Не мог же подействовать шабаш, который затеяли с утра репортеры за оградой его сада, или спор с мисс Гримбл! То и другое случалось едва ли не каждый день и давно превратилось в обыденное. И все же, чувствовал Кинг, именно это мешало ему наслаждаться гравюрами.
Усилием воли он попытался вернуть себя к книге, но вместо этого почему-то вспомнил одну из последних фраз, которую произнесла мисс Гримбл перед тем как отключиться:
– Сегодня особенный день, сэр, будет много звонков.
– Я слышу об этом с утра! Особенный день, особенный день!
– он в ярости захлопнул книгу.
– Надо, наконец, выяснить, в чем состоят особенности дня...
Чертыхнувшись, он включил канал внутренней связи, чтобы задать мисс Гримбл этот вопрос, но, прежде чем телевизор прогрелся, он успел красочно представить себе всю громоздкость предстоящего объяснения, и его палец как бы сам по себе завис над клавишей, против которой на панели значились буквы ТВ, и опустился. Компьютер тотчас же исполнил приказ - телевизор Кинга впервые за последние годы включился в программу национального телевидения. Звук, как и положено, появился раньше изображения, и с первых же слов Кинг понял, что лучшего момента он выбрать не мог - шла передача о... нем.
– Сегодня на устах людей всего мира, - рокотал баритон диктора, - как и пятнадцать лет назад, одно имя - Томас Кинг, светило мировой науки...
Кинг занес руку над злосчастной клавишей.
– В такой день, - продолжал диктор, - мы должны были бы представить вам великого ученого. Но из-за чрезмерной занятости сэра Томаса получить интервью нам не удалось.
– Знают, что гоню репортеров в шею, - с удовлетворением пробормотал Кинг.
Но диктор тут же поспешил обрадовать зрителей, что им покажут "обитель величайшего ученого современности". На экране появились кадры, и Кинг увидел свой дом под вязом и даже успел разглядеть какое-то движение на дорожке. Не иначе как это был он, когда, возвращаясь с купанья, увидел шесты с камерами над оградой и шмыгнул в дом. Небогатый улов, однако.
– Вот окно кабинета, где работает человек, гений которого оплодотворяет науку наших дней, - пояснял диктор, и Кинг фыркнул:
– Я уже оплодотворяю науку!
– В тенистом саду вы видите бассейн, - диктор таял от умиления. Говорят, ежедневно сэр Томас проплывает около двадцати миль.
– Идиот!
– зарычал Кинг.
– Для этого пришлось бы плавать все двадцать четыре часа в сутки.
– Сэр Томас, - продолжал диктор, - большой любитель...
Здесь его голос был заглушен шорохом и треском.
– Ну? Что ты хотел сказать?
– крикнул Кинг в телевизор.
– Большой любитель виски?
Помехи прекратились, но вместо диктора Кинг с удивлением услышал незнакомый голос, настороженный и тихий:
– Алло?! Мистер Кинг!
Кинг даже вздрогнул от неожиданности.
– Что такое? Кто говорит?
– Мистер Кинг, я - Гарри Хоган, - послышалось из телевизора, в то время как экран затянуло мутной рябью.
– Гарри Хоган, репортер...
– Ре-пор-тер?
Рука Кинга потянулась к клавишам, но каким-то образом Хоган угадал это движение и завопил в микрофон: