Абиссинец
Шрифт:
Утром встали поздно, вид у всех был помятый. Принял ванну, нацепил дипломатический фрак с шитьем, потом постелил на пол шаму, сложил туда эфиопское обмундирование, щит, саблю и шапку из перьев, будь она неладна, завязал узлом, сел на лошадку и в сопровождении двух казаков поехал к Негусу. Вопреки ожиданию, Менелик принял меня сразу и обратил внимание на узел, спросив, что там. Я ответил, что вместе со своим отрядом принял решение вернуться на Родину на одном из стационеров, видимо, все же на «Чесме» и прошу принять отставку, а в узле — эфиопская форма и регалии кеньязмача. Никто из казаков не изъявил желания остаться здесь, даже за титул. В Россию должны вернуться все, в том числе мои люди в провинции Аруси, если они мне не напишут, что хотят остаться здесь, а также есаул Леонтьев, находящийся в тюрьме, я
Пожалованные мне земли готов отдать обратно в обмен на публично обещанную мне руку Мариам. Согласен взять ее без всякого приданого. Еще я прошу расплатиться с моими людьми за четыре месяца, так как ни я ни они обещанного жалованья не получали (при этом Негус вопросительно посмотрел на Ильга, сидевшего на скамеечке у подножия трона, тот пожал плечами). То оружие, что я привез из России, согласно приказу царя, остается вам, а вот за оставшиеся трофеи — то есть пять тысяч новеньких многозарядных итальянских винтовок и батарею горных орудий, придется тоже заплатить, или мы заберем их с собой.
Положил узел на ковер, но Менелик сказал, чтобы я его забрал, а ответ мне будет дан сегодня же.
24 мая 1892 г., шатер императора Эфиопии Негуса негешти Менелика II. Внутри шатра двое — сам Негус и его советник и приятель Альфред Ильг.
— Да, Альфред, как то неприятно все получилось с этим русским, — поморщился Менелик, — а все рас Мэконнын испортил, пристраивает свою падчерицу везде, ведь не родная она ему и знает, что я ее не люблю как дочь предыдущего Негуса, что в неволе меня как заложника держал.
— Согласен, нехорошо, но пока этот русский нам нужен, переговоры я один не выдержу, — задумался над перспективой советник. Мэконнын сам начал эту игру, для европейца Мариам красивая, не то, что для суданца, которому рас ее до этого сватал, тот сказал, что она маленькая и тощая. Но, русский принц вроде не прочь позабавиться, а в жены ее брать точно не будет, еще подумает, что здесь такой обычай, как в диких племенах, где принято дочерей и жен предлагать дорогому гостю на ночь в знак уважения, так что здесь рас Мэконнын просчитался.
Дальше приятели стали обсуждать, что рановато сбрасывать русского кеньязмача со счетов, хоть он и из простолюдинов оказался (Мэконнын как-то поделился, что его «сын» сказал, что дед его купцом был). Да, бывало, что и в дэджазмачи поднимался лучший воин, но никогда никто здесь не забывал про род и происхождение, кровь княжеская — это кровь и ничего с этим сделать нельзя. И что с того, что Александр был послом русского императора, вон вчерашние послы вообще приехали без подарков и верительных грамот (видимо, Ильг сказал Негусу, что верительные грамоты — это главное, хотя реально никаких посольств, кроме русского до этого не видел). Может, у русских можно любого голодранца послом назначить. Вот поэтому знатные расы и не понимают, с чего вдруг Негус так привечает русского выскочку-простолюдина, земли ему богатые пожаловал.
— Да какие земли, Альфред, это пограничье, их еще удержать надо, тут вечная война будет, что с Суданом с севера, что на побережье европейцы высаживаться будут. Вот мне здесь и нужен воин, а не жирный выродок-рас с тысячелетней родословной. Таких как Мэконнын у меня единицы: чтобы и родословная была от Соломона, и правитель жесткий и воин умелый. А отдать все земли Мэконныну тоже не могу у него и так две провинции — Шоа и Харар, да и Аруси наполовину его, а фактически — он там хозяин. Если отдать ему и Тигре, то у него земель больше, чем у меня будет.
— Меня вот что еще волнует, не слишком ли мы много золота русским отдали? — задумчиво протянул Ильг, — может, введешь налог в 90 процентов на вывоз золота?
Решили, что так и надо сделать, ну не девяносто, а семьдесят процентов. А русского отправить на переговоры с условием, что Мариам достанется ему только, если переговоры будут удачными, по крайней мере — удержать прежние границы и ничего не выплачивать Италии. Оборону побережья и северной границы поручить Андрэ (то есть Букину), пообещав ему титул раса, если будет справляться с провинцией. Мэконнын справится с западной и южной границами, так что русского Александра вообще не надо.
–——
Зашел проведать прооперированного казака. Аппарат ему беспокойства не причиняет, но температура держится. Поговорил с врачом: можно попробовать дать немного растворенного СЦ внутрь — не более одной десятой золотника в сутки. Поскольку он помнил, что я — изобретатель СЦ и его на себе испытывал, то поверил. Посмотрим, что завтра будет.
Рас Мэконнын и Мариам вместе с тремя тысячами войск раса покинули Асмэру утром, так что с Машей проститься не удалось. Пришел у выводу, что все же это не козни Михалыча, а скорее всего, Ильга, который хочет оттереть от Негуса выскочку-русского, то есть, меня. Особенное недовольство у него вызвало быстрое и успешное строительство железной дороги, Альфред уже сколько лет все ведет и ведет разговоры об этом, а ничего с мертвой точки не сдвигается, а тут еще не только дорога, а про русский банк и предприятия заикнулся — все, сам себе нажил недруга. Прогрессорство — вещь опасная, живо могут спихнуть в болото, это только в фантастических книжках успешные прогрессоры действуют, все у них получается, местные им аплодируют, сразу с их проектами соглашаются и во всем им помогают. А в реальности — интриги, уважаемый сэр, одни интриги и больше ничего. Хитрый Ильг (а в уме и хитрости ему не откажешь, несмотря на отсутствие практической хватки и умения что-то делать), даже простодушного сатрапа Мэконнына мог подставить, ну разве можно представить, чтобы русский Великий князь женился на какой-то эфиопской княжне, у которой и реальных родственников то нет, а отчим норовит использовать ее как разменную монету в своих интригах. Хотя на черногорках Великие князья женились, а Черногория ничем не лучше Эфиопии со стратегической точки зрения, разве что для обывателя, черногорка — это европейская принцесса, а эфиопка — какая-то экзотика, не поймут. А вот то, что я этого не потерплю, это как дважды два…, и все — нет конкурента влияния у трона государя.
Ближе к вечеру меня пригласили к Негусу и поведали монаршую волю: я получу Машу в жены в случае удачных переговоров с итальянцами. Минимум — Эфиопия в прежних границах и никаких выплат. Спросил, а если будет более удачный вариант — например, присоединение Тигре или выплата контрибуции или выкупа за пленных, ну так, миллиона два золотых? Тогда Менелик пообещал сохранение титула для меня, Маши и наших потомков, всех наград и еще дополнительную награду. Попросил подготовить соответствующую бумагу и подписать ее, так как больше я словам не доверяю. Еще сказал, что с этого дня снимаю с себя все заботы о пленных и о строительстве дороги, прошу о пленных заботится и хорошо кормить, иначе, если в Италию вернуться истощенные скелеты, это будет худшей рекламой для Негуса. И на это тоже составить бумагу, о том что я передаю всех пленных под покровительство Менелика с завтрашнего дня.
У ворот особняка меня ждали казаки и три всадника, закутанные в бурнусы, как Хаким. Один из них слез с коня и передал мне шкатулку с сургучной печатью от Исаака из Харара. Сломал печать и открыл шкатулку, там было две сафьяновых коробочки — с диадемой и брошью. Еще внутри была записка от ювелира, в которой он писал, что узнав о том что Мариам уехала в Асмэру, где я теперь губернатором, он понял, что будет свадьба и посылает мой заказ с надежным человеком, возящим ему камни, желает нам счастья и долгих лет. Спросил гонца, возвращается ли он в Харар, тот ответил что да, он выполнил все поручения клиентов и теперь возвращается. Попросил его подождать, велел накормить и напоить гонца и его охрану и дать воды лошадям. Пошел к себе и написал записку для Исаака с благодарностью за работу, потом написал два письма — одно для Павлова, другое для Толстопятова, старшины рудознатцев. В них я сказал, что покидаю Эфиопию насовсем вместе с казаками. Если землепашцам и рудознатцам здесь не понравилось, жду их полтора месяца в порту Массауа, а если кто решил остаться — то пусть напишет мне письменно о своем согласии остаться здесь. Для таких прилагаю четыре дворянских грамоты баляге — имена, тех, кого сочтет нужным, пусть Павлов впишет сам (вспомнил, что Павлов написал о двоих, что женились на абиссинках, еще кто-то хотел выписать семью сюда из России). Спросив у курьера, хватит ли 10 золотых для доставки писем до Аруси, вручил письма и записку для Исаака.