Абреки Шамиля [СИ]
Шрифт:
— Вы захватили его?.. — подался вперед Панкрат, его словно окатили ледяной водой, он вспомнил, что Петрашки нигде не оказалось. — Если это правда, то ты мой кровник до конца твоих дней. Говори, бешенный зверь, что ты решил сделать с братом?
— Твои дни, хорунжий, тоже сочтены. А малолетку мы продадим в рабы тому, кто больше за него заплатит русскими деньгами, — сверкнул стальными зрачками абрек. Он коротко приказал своим воинам. — Взять казака.
В одно мгновение Панкрат оценил обстановку вокруг, отбросив мысль о мести на потом, он рванул уздечку на себя и швырнул кабардинца на кинувшихся к нему разбойников. Боевой конь легко взметнулся над их папахами и опустился за спинами нападавших, позволив
— Стреляй! — донесся до него заполошный вопль главаря. — Догнать гяура…
Но выстрелов не последовало, абреки не успели перезарядить свои старинные ружья с полками для пороха, а пистолетами купцы снабдили горцев пока не всех. Панкрат никогда не стегал нагайкой своего жеребца, сейчас же бока у лошади избороздились кровавыми полосами. Казалось, камышовые заросли не закончатся, коричневые махалки били по лицу не переставая, мешая рассмотреть что–то дальше взбунченной ветром гривы, они лупили наотмашь, осыпая черкеску со спиной скакуна твердыми крупинками семян. Наконец впереди засветился просвет, копыта кабардинца застучали по твердой земле, а Панкрат не прекращал стегать его по бокам, крутясь налево и направо. Он скрипел зубами не только от того, что как едва оперившийся малолетка, умудрился попасть в самый центр засады, устроенной абреками, но ненавидел себя и за то, что разрешил братьям поехать с ним на кордон нести службу. Нужно было, как советовала мамука, отправить их на учебу в университеты и больше никогда не допускать до казачьей службы с походами на правый, враждебный, берег Терека. Раньше так и было, студенты, как только заканчивались каникулы, под нажимом всей семьи подхватывали дорожные саквы с продуктами и укатывали постигать науки в свои столицы. Поначалу все складывалось именно так…
Когда у старшего сына Даргана, хорунжего Панкрата, родился сын Александр, в станице Стодеревской на левом берегу Терека наметилось большое веселье. В доме главы рода собралась вся близкая и дальняя родня. Как и у кавказцев, у терских казаков появление мальчика в семье считалось значимым событием, потому что со времнем он становился и хозяином на собственном подворье, и до старости воином, получающим жалованье за службу русскому царю и отечеству. Мальчик, в отличие от девочек, имел право занять место главы казачьего рода. Именно по этой причине за праздничным столом собралась вся большая семья, так же заскочили и станичники. И завертелось казацкое веселье, на котором что ни движение, то услада себе или угроза противнику. Рядом с Панкратом примостился долгожданный из своих университетов Захар, за ним крутил белобрысой головой Петрашка, тоже ставший студентом, таким же редким в доме как и его средний брат. Новые черкески сидели на них как на корове седло, они смущенно поправляли мешавшие движениям широкие рукава, передвигали кинжалы на один бок, в который раз принимались надраивать набор газырей — обыкновенных гильз для ружья — сверкавших латунью в кармашках на грудях.
— Совсем от рук отбился, — сокрушался по поводу среднего сына успевший пропустить не одну чапуру с чихирем Дарган. — Гутарить по казацки ишо не разучился?
— Батяка, разве родная кровь даст о себе забыть? — отбивался Захар. — В университетских аудиториях я как был терским казаком, так им и остался.
— Не женился там, в столицах? — не отставал Дарган, подмигивая захмелевшим гостям. Казаки понимающе улыбались.
— Ну как тебе сказать… — начинал подминаться средний из братьев.
— А как есть, так и скажи, Петрашка, вон, в Москве чи кацапку, чи какую–то немку уже подцепил.
Младший из сыновей косился на отца, но молчал, смущенно
— И у меня невеста имеется, — не отказывался Захар. — Но до помолвки дело пока не дошло.
— О как, уж о помолвке загутарил, не спросясь отца–матери, — в который раз заводился глава семейства, он был осведомлен о жизни Захара в северной столице Российской империи, но казачья привычка выставлять на показ заслуги отпрысков и собственное своеволие заставляли поднимать вопрос заново. — Ты бы прояснил ситуацию родным, кто она, какого роду–племени.
Сидящая на противоположном краю стола Софьюшка сияла счастливыми глазами, она давно одобрила выбор среднего сына учиться дальше, радовалась и за стремление его к наукам. Благо, стежкой Захара заторопился и младший из братьев Пьер, скоро год как одолевавший науки в Москве. В голове у нее неустанно строились планы о продолжении учебы Захара в Париже и о вхождении его в наследство французским замком, выкупленным на добытые в свое время сокровища. За Пьера она не беспокоилась тоже, с получением знаний тот приглядывал заодно за приобретенной у Заславских усадьбой недалеко от московского кремля. Софьюшке не давали покоя лишь Панкрат да две девки. Старший сын наотрез отказался от всяческих учеб, выбрав отцовскую дорожку, пока на этом пути ему везло, о чем говорили погоны хорунжего. А дочери Анна с Марией росли как на дрожжах, всем видом заявляя о том, что за ними скоро хвостами потянутся женихи.
— Из шведок она, батяка, в Санкт — Петербурге немцев, голландцев, шведов с финнами много, почти все они несут службу при дворе его Величества императора Николая Первого, — еще ниже опускал причесанную макушку Захар. — Отец моей невесты профессор из Стокгольмского университета, работает в России по найму.
— А вот гляньте на дурака, ишо Петр Первый разгромил шведов под Полтавой, в той битве участвовали и твои прадеды, — притворно вскидывал руками Дарган. — А ты на побежденной решил жениться. Другой нации не нашлось?
— А где ты ее найдешь, такую нацию? — со смехом подхватывали разговор станичники. — Вряд ли какая выстоит супротив России.
— Опосля татаров с монголами русский дух, вишь ты, остался не сломленный.
— А теперь и вовсе железом покрылся.
— Сынок, какая девушка тебе понравится, на той и женись, — решилась вмешаться в разговор хозяйка дома.
Станичники сбавили тон в споре, им было непривычно, что в мужские рассуждения влезает женщина, но в доме у Дагана такой порядок был заведен со дня появления в нем иноземки, хотя согласиться с этим нововведением получалось не у всех. Некоторые казаки с интересом посмотрели в ее сторону.
— А свои скурехи пущай нетоптанными ходють? — как всегда в таких случаях, решил выправить положение Дарган. — Гляди повырастали, одна краше другой, любая не прочь с нами породниться.
— На девок последние годы урожайные, — поддержал кто–то добродушный настрой хозяина, посетовал. — Не дай бог к войне, братья казаки, перед большой битвой всегда так бывало — то на мальцов дород немалый, то казачек Господь сподобит на девочек.
— В этих краях война никогда не прекращалась, еще со времен прихода сюда наших предков.
— Все одно, пора бы утихомириться бабьему приплоду, иначе от любушек деваться станет некуда.
— А посему, слава новоявленному православному казаку, сыну Панкратия Александру, — подвел черту под домыслами с пожеланиями есаул Гонтарь, соратник Даргана по военным походам.
— Слава, слава, слава!
Станичники подняли полные домашнего вина чапуры и выпили, застучали ложки по чашкам с наваристым борщем, захрустели корочки от свежевыпеченного хлеба. Когда на второе подали хорошо прожаренную баранину и казаки взялись рвать мясо руками, к другу Панкрата Николке живо обернулся секретчик Гаврилка: