Ад идет с нами

Гедеон

– Нет, спасибо, – вежливо отказался Нэйв. – Не курю.

– А зря, хефе, – белозубо улыбнулся дежурный. – Табачок тут отличный, почти как дома.

На этом разговор закончился. Тиматец молча курил, почёсывая за ушами дрыхнущего рядом фамильяра – здоровенную, похожую на увеличенную раза в три овчарку зверюгу, названия которой капитан не знал, – а Нэйв просто таращился в пространство, стараясь избавиться от так некстати накативших воспоминаний.

– Я перегнула с шутками, да? – спросила подошедшая Ракша. – Ты прости, моё желание пошутить обычно превосходит умение.

–

Нет, что ты, – Грэм слабо улыбнулся. – Просто… Неприятные мысли, а там и воспоминания некстати подоспели.

Тиматец, покосившись на них, бережно погасил окурок и с неожиданной деликатностью убрался в дежурку вместе с фамильяром.

– Переживаешь из-за того… про что нам рассказал? – тихо уточнила Дана.

– Нет, тут я как раз спокоен, – ничуть не покривив душой, сказал Грэм. – Просто представил, что тут начнётся, если корпораты удержат позиции и влезут сюда своими лапами. Местные вымрут за пару-тройку месяцев. Да и без корпоратов – тоже. Разве что не за пару месяцев, а за пару лет. Останутся единицы, который впору будет в музеях показывать.

Дёмина вздохнула и ковырнула газон носком бронированного ботинка.

– Думаешь, не приспособятся?

– Единицы, у которых будет стимул, – Грэм кисло усмехнулся. – Как те сёстры, что мне помогали. Но таких – единицы. Если вообще не уникальный случай. Помнишь, как на похоронах себя от тоски по погибшим сжигали? Вот так же, только целыми городами.

Ракша помрачнела и аккуратно разровняла подошвой вырытую ямку.

– Никогда бы не поверила, что целый народ может “лечь и умереть”, – сказала она и покосилась на балкон, где Зара о чём-то говорила с Костасом. – Но они тут все не от мира сего. Может не просто так Доминион оставил эту колонию почти без своего присутствия и оставил местные законы? Может и Союз отстроит отдельные базы и города, а местным оставит что есть сейчас?

– Сюда хлынет толпами вся голытьба Союза, – отрицательно покачал головой Грэм. – Дешёвая рабочая сила. Выгоднее местных. А чтобы эмпатия не мешала – выселить. В гетто, резервации – называй как хочешь. Прозвучит цинично, но для Союза вымирание местных тоже на пользу: когда Доминион вернётся, то даже отбив Идиллию, получит мир с агрессивно настроенным населением из новых поселенцев. И столкнётся с проблемой подавления очередной партизанщины с вытекающими дальнейшими проблемами. Траты на войну, траты на заселение, траты на восстановление производства… Так что… – Нэйв тоже оглянулся на балкон, – … у местных шансов нет.

– Дерьмово... – мрачно сказала Дёмина. – Я всё это себе иначе представляла. Что мы будем воевать с Доминионом, защитим Союз, а потом и Китеж от завоевания... Что не допустим нового Дорсая. А выходит, сами делаем нечто подобное...

– Я читал высказывание одного древнего военачальника, ещё с Земли, – отозвался Грэм. – Что для войны нужны три вещи: деньги, деньги и деньги. Вот тем мы и занимаемся – лишаем врага ресурсов, заставляем выбрасывать деньги, изматывая собственную экономику. А сами деньги выкачиваем из отвоёванных у него территорий. А люди… Как сказала одна моя знакомая – мошки. Ничто.

Разменная монета.

Ракша презрительно сплюнула.

– В такой войне нет чести!

– Ни в какой войне чести нет, – глухо отозвался Грэм.

Арора проводила взглядом вышедшую Ракшу и сказала:

– Вашему капитану нужен отдых. Или это неприлично – говорить такое?

Она виновато улыбнулась китежцу:

– Никак не привыкну что у вас принято озвучивать, а что – скрывать.

– Ему нужно иногда задумываться перед тем, как пнуть медведя по яйцам и остаться у него в берлоге, – проворчал Рам.

Сообразив, что едва не ляпнул лишнего, полковник добавил:

– Он взвалил на себя слишком много. Не удивительно, что нервишки шалят от переутомления. Дам завтра выходной обоим – и ему и Дане.

– Всем не помешает отдых.

Зара поднялась с дивана, распахнула ведущие на балкон двери и приглашающе махнула рукой Костасу. Тот налил себе бренди, подхватил бокал и последовал за идиллийкой.

Идиллийская ночь приняла полковника в свои мягкие, тёплые объятия. Рам вдохнул напоённый ароматами цветов воздух и невольно улыбнулся. Встав рядом с идиллийкой, он опёрся на перила и перешёл к самой неприятной части разговора.

– Скажите, – осторожно начал он, – как на Идиллии относятся к супружеской измене?

– Измене? – озадаченно повторила Зара. – Напомните, это что-то связанное с запретом секса вне брачного союза?

Ответ подарил Костасу надежду, что всё может закончится благополучно.

– Что-то связанное, – кивнул Костас, отпивая бренди. – Вы в курсе, чем сейчас занята ваша жена в комнате отдыха дежурных?

– Насколько я знаю, она проводит время с тем синеглазым дорсайцем... – она нахмурила брови, вспоминая, но успеха не добилась. – Не запомнила имени. А что? Она нарушила какие-то правила?

– Ну, что до дисциплины – то скорее, нарушает помдеж, – справившись с удивлением, сказал Рам. – Тот самый синеглазый дорсаец. А что касается семейной жизни – я так понял, что не нарушает ничего? Или понятие “супружеская верность” у вас трактуется более свободно?

Судя по взгляду Ароры, она не понимала что так взволновало Костаса.

– Вы об этих ваших моногамных традициях? – уточнила она.

– А у вас что, иначе? – вскинулся Рам, в этот миг даже не задумываясь об очевидности ответа на этот вопрос. – У нас верность супругов друг другу незыблема. Измену не прощают.

Идиллийка повернулась, чтобы лучше видеть лицо коменданта, и задала неожиданный вопрос:

– А что такое измена?

От такого вопроса Рам на миг потерял дар речи и уставился на Зару так, словно узрел на её месте мину с тикающим таймером.

– Вы это серьёзно? – вновь обретя способность говорить, поинтересовался он.

– Ну, я в общих чертах представляю, что в это слово вкладывают инопланетники, но сама понимаю его иначе. Ответьте, что для вас и вашего народа измена?

– Предательство, – не задумываясь, выпалил Рам.