Ад идет с нами

Гедеон

– Выглядите отдохнувшим, сэр, – голос Зары музыкой влился в расслабленное сознание Костаса. – И... более цельным.

Тот скосился на присевшую рядом идиллийку и сообщил:

– Внял Вашему совету и сходил к спутницам.

– Очень правильное решение, – одобрила Арора. – Отдых был вам необходим. И, кстати, вы обещали поделиться впечатлениями.

– Словами не передать, – признался китежец. – Но я начал понимать, почему вы сравнивали спутниц с религиозным орденом. Лично я уверовал.

Ответом ему был искренний заразительный смех леди-мэра. Смех, который хотелось слушать и слушать. В нём было столько жизнелюбия, что он казался квинтэссенцией самой Идиллии.

Никаких условностей, никакой фальши. Чистая незамутнённая радость.

– Я не говорил, насколько вы потрясающая? – спросил Костас, любуясь Зарой.

– Словами – нет, – рассмеялась та и весело прищурилась.

– Я – болван, – сообщил комендант.

Может из-за бурлящих в крови феромонов, может в силу нового взгляда на мир, Костасу хотелось, чтобы Арора была рядом. Пусть ненадолго, но одна мысль, что из-за бессмысленных ограничений и условностей он упускает такую женщину, вызывала в китежце протест.

Он приподнялся и, нисколько не сомневаясь, что Зара поймёт его порыв, поцеловал идиллийку. Что подумают подчинённые, посматривающие в их сторону, коменданта не волновало.

Зара ответила на поцелуй, а затем отстранилась с весёлой улыбкой.

– Боюсь, что завтра вы можете пожалеть об этом, – сказала она. – Отдохните, проветрите голову, и если не передумаете – я буду рада сопровождать вас на празднике Золотой Ночи.

Костас только хотел сообщить, что не передумает, а заодно уточнить, что за праздник имеет в виду Зара, но она легко поднялась на ноги и упорхнула, по заветам древнего поэта Земли.

– Как мимолётное виденье, как гений чистой красоты, – пробормотал Костас и снова улёгся в траву.

Пребывая в блаженно-расслабленном состоянии, он не заметил двух офицеров-карателей, наблюдавших за ним из машины. И того, как многозначительно они переглянулись между собой, увидев коменданта, целующегося с идиллийкой.

–––––––––––––––-

Тук-тук-тук, стучусь я в Небесную дверь... – Строчка из песни Боба Дилана “Knockin on heaven's door”

Жди меня – и я вернусь – Константин Симонов, “Жди меня”

Как мимолётное виденье, как гений чистой красоты – А. С. Пушкин “Я помню чудное мгновенье”

Глава 29

Планета Идиллия. Город Зелар, центр города, кафе “Вэйти”

С веранды кафе открывался неплохой вид на комендатуру. Бывшая мэрия превратилась в самый настоящий форт. Союзовцы подошли к делу максимально ответственно, ничего не оставляя “на авось”. Даже угловые кафе на перекрёстках, примыкающих к комендатуре, превратились в ощетинившиеся стволами блокгаузы.

Периметр самой комендатуры защищали простейшие проволочные заграждения, украшенные многочисленными предупреждающими знаками с надписями на эсперанто: “Стой! Граница поста!” и “Мины”.

— Уважают нас, – с оттенком гордости оценил старания союзовцев сержант.

– Ага, – поддакнул Блайз.

Репликанты расслабленно восседали за столиком, отдавая должное стараниям местного повара и одновременно наблюдая за распорядком дня оккупантов.

В этот раз Чимбик носил личину представителя одной из многочисленных молодёженых суб-культур Доминиона, подражающей тиаматцам. Идею подала Йонг, объяснив, что настоящие тиаматцы в момент раскусили бы “ряженых”, а вот с туристов, косящих (Чимбику пришлось уточнять значение этого термина) под уроженцев мира-смерти, взятки гладки. Репликант даже заучил на всякий случай легенду, запомнив клинику, где ему “проводили операцию по имплантации глазных яблок” и прочие мелочи, способные выручить при разговоре с излишне любопытным патрулём или беседе с кем-либо из штатских.

Блайза же, не отягощённого шрамом и татуировкой, превратили в идиллийца, окрасив кожу в тёмно-фиолетовый цвет. И теперь белозубая улыбка репликанта целиком и полностью играла на образ жизнелюбивого аборигена.

От камер системы наблюдения с системой распознания лиц репликантов защищали устройства, позволяющие искажать изображение: небольшие плоские прямоугольные приборы, спрятанные в ожерелья “в тиаматском стиле”. Но всё равно Йонг порекомендовала особо не полагаться на технику, потому помимо прочего оба репликанта носили большие солнцезащитные визоры и широкополые панамы, скрывающие лица в тени.

От комендатуры отъехал очередной патруль.

– Не расслабляются, — недовольно отметил сержант. — Значит, среагируют быстро.

— Угу, – поддакнул Блайз и занялся принесённым омлетом.

Большую часть дня репликанты провели, собирая как можно больше данных о противнике. И то, что они увидели, мягко говоря, не радовало. Союзовцы и не думали расхолаживаться — если на блокпостах за пределами города, где несли службу штрафники корпоратов, ещё наблюдалась некоторая безалаберность, что в самом городе службу несли на совесть. Хоть агенты из осевших в городе военных пенсионеров и докладовали о патрулях, регулярно пускающихся во все тяжкие, репликанты ничего подобного не увидели. Значит, либо комендант смог купировать это явление, либо процент ушедших в загул был ничтожно мал и в целом не сказывался на контроле за городом. А это было плохо для поставленной репликантами задачи — уничтожения завода по производству киборгов.

Союзовцы притащили завод с собой, спустив с орбиты уже готовые модули с оборудованием и собрав в паре километров от города – восполнять потери, понесённые частями первой линии. “Органическая составляющая” для киборгов выращивалась тут же, по технологиям Консорциума, но командование доминионцев подозревало, что в случае потерь, превышающих производственные возможности, союзовцы могут прибегнуть к “мобилизации” идиллийцев.

Если репликанты смогут выполнить поставленную задачу, то на отход у них останется очень мало времени. Если останется вообще: образцово несущие службу в Зеларе военные копы прибудут к месту происшествия за пару минут максимум, волоча с собой всё, что имеется в арсенале. И тогда шанс репликантов уцелеть будет близок к абсолютному нулю.

— Приве-е-ет, — отвлёк от невесёлых мыслей весёлый девичий голосок. — Вы чего такие серьёзные?

Репликанты покосились на шумную компанию идиллийцев, занимавших соседний столик. Несмотря на запрет коменданта на проявления эмпатии вовне, репликанты то и дело ощущали эмпатический контакт. Приятный, что уж говорить. Молодняк веселился и был изрядно возбуждён.

— Привет, – широко улыбнулся Блайз.

Сержант не был до конца уверен, поддерживал брат маскировку под местного, или невольно “подцепил чужое настроение”, как выражался Грэг. Да он и сам с интересом изучал чужие, будоражащие кровь чувства. Тем более, что особого выбора не было: мало ли, как отреагируют местные, если он начнёт сопротивляться воздействию? Сопротивление привычно перерастёт в агрессию и жажду убийства, и привлечёт внимание всех окружающих эмпатов.