Ад во мне
Шрифт:
— Значит, вы утверждаете, что никогда его не встречали перед полетом?
— Говорю ведь, что нет.
— Спасибо… — Алекс положил его билет в боковой карман пиджака и взял следующий. На его лице отразилось изумление.
— Агнесса… Кнокс! — произнес он громко. — Кто из женщин носит эту фамилию?
— Я, — прозвучал краткий ответ. Неподвижно сидевшая дама впервые с того момента, как он ее увидел, подняла руку и легким движением поправила короткие седые волосы.
— Одинаковые фамилии — это случайность или, извините, вы родственница убитого?
Джо немного
— Вы меня спросили, не родственница ли я убитого… — произнесла она, отмеряя слова, будто песчинки в песчаных часах. — Я не состояла с ним в родстве, так как в наших жилах не текло ни капли крови от общих предков.
— А не видели ли вы его раньше?
— Да. Видела. Двадцать пять лет назад я была его женой.
Тишина, наступившая после ее слов, казалась еще более глубокой, чем та, что воцарилась после признания Робертса. Молчание снова прервал Фиджер Джек:
— Ты слышал, Самюэль? Вот так история, совсем как в кино!
Агнесса Кнокс слегка приподнялась и выпрямилась, глядя на боксера своими холодными, неподвижными глазами. Посмотрела пристально, спокойно и, не повышая голоса, сказала:
— Будьте добры, оставьте при себе замечания такого рода, касающиеся незнакомых вам лиц. Вы, видно, плохо воспитаны. Но не это главное, ваше воспитание меня не интересует. Гораздо важнее ваше неподобающее поведение по отношению к умершему, свидетельствующее не только о вашей неотесанности, но и о бессердечии.
Она замолчала, и рот ее «захлопнулся», как подумал Джо, хотя и сам не знал, почему такое определение пришло ему в голову. Она ждала, не спуская глаз с молодого боксера. Фиджер Джек открыл было рот, вновь закрыл его, проглотил слюну и, когда Алекс подумал уже, что молодой великан бросит ей какое-нибудь непарламентское выражение, пробормотал едва слышно: «Извините меня» — и отвернулся.
Только тогда взгляд женщины соскользнул с его лица. Теперь она смотрела на Алекса.
— Слушаю вас.
Джо с трудом скрыл удовольствие. Вид потерпевшего поражение колосса, которого поставили на место, словно малолетнего мальчишку, позволил ему на пару секунд забыть, где он находится и чем занимается. Но он быстро вернулся к действительности:
— Из вашего билета ясно, что вы живете в Бирмингеме, в Англии. Месяц назад вы заказали обратный билет с точной датой вылета. Ваше место в самолете, на борту которого мы находимся, зарезервировано в соответствии с вашим желанием сразу в день покупки билета. Все эти детали верны?
— Да.
— Значит, вы знали точно, что вернетесь из Южной Африки в намеченный день, а именно сегодня?
— Естественно. Вы ведь сами сказали об этом минуту назад.
— Значит, у вас был составлен точный план пребывания в Южно-Африканской Республике.
— Меня пригласили в качестве почетного гостя на Всемирный конгресс Союза освобожденных теософов. Я знала даты начала и окончания конгресса и в соответствии с ними спланировала дни прилета и вылета из Йоханнесбурга.
— Да… Конечно… — Джо с минуту вглядывался в билет, словно в поисках формулировки вопроса, который хотел еще задать.
— Могли бы вы объяснить мне различие между освобожденными теософами и людьми, просто интересующимися теософией, так называемыми обыкновенными теософами?
Ее глаза внезапно заблестели, и она оживилась.
— Освобожденная теософия в противовес прежнему движению теософов, которое возглавляла его главный теоретик госпожа Блаватская, а позднее Анна Безсант, — направление, менее родственное с оккультизмом Востока, более ценящее контакт с миром, известным дилетантам как «сверхъестественный», и с мыслящими духовными излучениями, населяющими этот мир.
— Я не специалист в этой области, более того, не претендую даже на поверхностное понимание настолько сложных проблем, поэтому прошу извинить мой, может, несколько наивный вопрос: можно ли вас причислить к сторонникам взгляда, признающего активную загробную жизнь умерших и возможность контакта с ними живых?
— Ваш вопрос даже в малой степени не отражает богатство освобожденной теософии, которая, как вы определили, является «взглядом», разделяемым мной. Тем не менее, на вопрос, сформулированный таким образом, я должна ответить утвердительно.
— В таком случае, двигаясь дальше, можно ли сказать, что Союз освобожденных теософов занимается, кроме всего прочего, и вызовом душ умерших?
— Я сказала бы неправду, ответив, что загробный мир нам неинтересен. Но формулировка, использованная вами, вульгарна и не выдерживает критики с научной точки зрения. Души нельзя вызвать. Можно только установить с ними контакт, естественно, получив их согласие, ибо они обладают свободной волей, как, скажем, вы и я. Охотно и в деталях рассказала бы вам и всем здесь присутствующим, как на самом деле выглядит скрытая от вас правда. Но мне кажется, что сейчас не самое лучшее время для того, чтобы углубляться в настолько сложные проблемы, и, кроме того, думаю, что освобожденная теософия вообще вас не интересует, а занимает лишь постольку, поскольку связана со мной, моей фамилией и убийством, совершенным здесь этой ночью.
Она замолчала.
— Вы сказали: «Двадцать пять лет назад я была его женой». Значит ли это, что вы развелись с Ричардом Кноксом двадцать пять лет назад, оставив себе его фамилию?
— Я воспитана в такой семье и среде, где считали развод противным законам Божеским и человеческим. Естественно, мое решительное неприятие развода как средства длительной разлуки между людьми, бывшими ранее супругами, не помешало мне оставить дом Кнокса в тот момент, когда я узнала, что во время своих бесчисленных служебных поездок он регулярно предается распутству в обществе лиц женского пола, которых я очень неохотно одарила бы гордым именем женщины.