Ада Даллас
Шрифт:
В приемной я попытался вспомнить, где ее видел, но тщетно. Взяв кем-то оставленный экземпляр "Морнинг адвокейт", я принялся было читать статью "ЧЕТВЕРО ПОГИБЛИ В КАТАСТРОФЕ", как вдруг отбросил газету и встал. Я вспомнил.
На лбу у меня выступили капельки пота. Я подошел к окну и сделал глубокий вдох: мне было душно.
– Входи, Стив.
Голос Ады был ровным и беззвучным. Я повернулся и увидел ее на пороге кабинета.
Я вошел. Дверь за мной захлопнулась.
– Это она? – спросил я.
– Да. – Ее голос
Только для того, чтобы не молчать, я спросил:
– Что ей нужно?
– Что ей может быть нужно? Деньги. Много денег.
Из-за стены доносился приглушенный треск пишущей машинки, гул разговора, слабый шум шагов. За дверью мир оставался таким, каким был прежде. А в этой комнате какое-то одно мгновенье все перевернуло.
Чем определяется время? Проходит год, и о нем забывают навсегда. И одна-единственная секунда способна погубить весь мир. Что помнится дольше: год поездок в трамвае, где аккуратно пробиваешь билет, или одна пятая секунды, когда из-под ног преступника выбивают табуретку?
– Что ты намерена делать? – спросил я. – И чем я могу помочь?
– Платить, что же еще? У нее, по-видимому, есть фотографии. Красноречивые, по ее словам.
Мне стало нехорошо.
– Вызови полицию. Твою полицию. Они заставят ее молчать.
– Не заставят.
Я и сам это понимал.
– Подожди, я что-нибудь придумаю.
Она с усталым видом повернулась ко мне – теперь ее лицо было в тени.
– Нет, нет, не нужно. Незачем тебе вмешиваться. Придется платить.
– Я обязан вмешаться. По-твоему, я могу оставаться в стороне, пока...
Она продолжала, словно не слыша моих слов.
– Удивительно, что она не появилась давным-давно. По-видимому, ей ни разу не приходилось видеть луизианские газеты. Только на прошлой неделе она впервые увидела мою фотографию. Тогда-то она и поняла, что Мэри Эллис и Ада Даллас – одно лицо.
Я ничего не сказал.
– А я-то надеялась, что об этом можно забыть. Что это было в другой стране и что женщина эта давно умерла. Но прошлое никогда не умирает; даже если ты похоронил его, в один прекрасный день оно может восстать из могилы. – Она криво улыбнулась. – Да, придется платить.
– Подожди, что-нибудь придумаем. – Я чувствовал, что лгу.
– Нет, Стив. – Теперь ее улыбка стала почти ласковой. – Деньги я могу заплатить. Но, к сожалению, это не конец, это только начало.
И я снова почувствовал, как она мне дорога. Пришлось взглянуть в глаза истине. Я не изменился. Я не мог измениться. Я любил ее. С той минуты мне пришлось с этим мириться.
На следующей неделе я увидел ее в телепередаче. Она открывала какой-то молодежный центр в Элизиан-Филдз и выглядела лучше прежнего.
Почти три месяца я пытался придумать, как помешать этой женщине. И ничего хорошего не придумал.
– Я все еще думаю, – сказал я.
– Не нужно, Стив. Бесполезно. Я в ее руках.
– Должен же быть выход.
– Выход есть. – Она устало улыбнулась уголком рта. – Платить.
– Что-нибудь еще.
– Я взвешивала каждую возможность, – усмехнулась она, но в пещерном мраке гаража было видно, как она вдруг побледнела от страха.
Подъехала, резко затормозив, ее машина. Она села, я захлопнул за ней дверцу, подошел к окну и наклонился.
– Стив... – Лицо ее стало спокойным. – Прошу тебя, не беспокойся больше об этом. Прошу тебя.
Большая желтая машина, выехав из широкого проема, скрылась на улице.
РОБЕРТ ЯНСИ
С того вечера в болотах, когда я обнял ее, она не подпускала меня к себе и на ярд. Она не избегала меня. Она вела себя так, будто меня вообще не существует.
Я специально подкарауливал ее в холле, она вежливо улыбалась и проходила мимо, и вправду меня не замечая. Раза два я заходил к ней в кабинет поговорить на тему, какую был способен придумать; она отвечала ровным, бесцветным голосом, словно говорила: ты начальник полиции штата, и ничто больше. Но я упрямо сидел возле ее стола и смотрел на нее. Под тонким шелком блузы обрисовывалась ее грудь, и я чувствовал дрожь во всем теле. И когда она шла по коридору, я провожал ее взглядом: высокие каблуки цокали по бетону, бедра покачивались над стройными, обтянутыми шелковыми чулками ногами, и я чувствовал, что она должна стать моей.
"Не дразнит ли она меня?" – иногда думал я. Но потом перестал обманывать себя. Просто она давала мне понять, что надеяться не на что.
Наблюдая за ней даже на расстоянии, я видел, что она задумала нечто грандиозное. Затем ее назначили вице-губернатором. А я сходил по ней с ума еще больше прежнего. Мне ведь хотелось обладать ею еще и потому, что она вознеслась так высоко и до нее трудно было дотянуться. А теперь она поднялась еще выше.
Предстояло так или иначе что-то придумать.
Иногда я прятался в мужском туалете по другую сторону холла и ждал. Я следил, когда она появится, и выходил ей навстречу, чтобы пройти мимо, посмотреть на нее, а то и перекинуться словом-двумя.
Все равно никакого толку. Она могла улыбнуться, но очень вежливо и холодно, сдержанно здоровалась и проходила мимо. А меня потом в течение часа терзало ощущение пустоты.
Она видела меня насквозь, но я уже не мог остановиться. Я должен был довести дело до конца.
Однажды я шел за нею на расстоянии двух-трех шагов, а затем громко, по-деловому позвал: