Ада Даллас
Шрифт:
– Вам надо бы спать, господин губернатор, – сказала она, заметив, что я лежу с открытыми глазами.
"Никакой я не губернатор! Вы что, не слышали?" – хотелось крикнуть мне, но, разумеется, ничего из этого не получилось.
– Нужно отдыхать, – приказала сестра. – Постарайтесь заснуть.
Шурша халатом, она промаршировала по палате и скрылась за дверью, а я снова остался один.
Я лежал на больничной койке со сломанной шеей и сквозь окно мог видеть ночное бледнеющее небо, еще усыпанное звездами, похожими на булавочные головки. Вот так же выглядело оно, это небо, год назад, когда я был губернатором –
И вдруг как раз в это мгновение я услышал пение петуха и на секунду подумал, что все происходит тридцать лет назад. Мне показалось, что я иду по длинному коридору и нахожу дверь, за которой живет мое прошлое – любой его день, любая минута по моему выбору.
Но я тут же вернулся в настоящее. Все происходило наяву, в пять часов утра, я беспомощно валялся на больничной койке со сломанной шеей, а моя продажная жена-убийца, едва не отправив меня на тот свет, уже успела забраться в мое кресло.
Время тянулось медленно, будто две недели прошли, а не ночь, но вот дневная медсестра принесла мне вместе с завтраком утренние газеты. Красавицей ее никто бы не назвал, но после ночного солдафона она казалась даже хорошенькой: лет около тридцати, пухленькая, с гладкой кожей, темноволосая.
Здороваясь со мной, сестра чуточку покраснела, и где-то в глубине сознания у меня мелькнула мыслишка, что со временем я, может, приударю за ней, хотя до этого еще очень далеко и в данную минуту мне совсем не до нее.
Она показала мне первую полосу газеты, и я увидел огромную фотографию Ады; она стояла у подножия высокой белой лестницы и смотрела вверх, на двустворчатые, обитые медью двери, а может быть, и значительно выше – на вершину Капитолия. Ничего не скажешь, хорошая фотография, хотя и самая настоящая липа. По этой лестнице поднимались только любопытные туристы, и никто больше. Однако снимок был прекрасный. Ада выглядела грустной и одинокой, но мужественной.
Да, она добилась своего. Именно к этому она все время стремилась. С самого начала. А я, как самый настоящий болван, не только ничего не сделал, чтобы помешать ей, но даже ни о чем не догадывался, пока не стало поздно. Она ловко использовала меня. Она и Сильвестр. Она использовала меня так же, как когда-то использовал меня он, а сейчас использует ее, о чем, возможно, она еще не догадывается. Сильвестр! Даже про себя я не мог обозвать его сукиным сыном – это было бы слишком мягко сказано. Да и вообще, что бы я ни придумал для него, этого все равно было бы недостаточно. Он, как всегда, все рассчитал заранее. Что ж, должен же наступить день, когда произойдет нечто, не предусмотренное им. Мне бы очень хотелось присутствовать при этом.
Я снова бросил взгляд на снимок и на одинокую Аду, смотревшую вперед, уж не знаю на что.
Именно этого она всегда хотела – быть впереди. Но ведь на самом-то деле все обстояло наоборот. На снимке следовало бы запечатлеть Сильвестра, показать, как он, стоя позади Ады, манипулирует привязанными к ней нитями.
Ты веришь в то, во что тебе хочется верить, и не обращаешь никакого внимания на то, во что не хочется верить, хотя от этого несет падалью, как от дохлого мула, месяц пролежавшего в канаве. Зажимаешь себе нос прищепкой для белья и важно шествуешь мимо, и в один прекрасный день тебя разносит на куски. Интересно, кто же из них все это подстроил? Сильвестр? Янси? Сама Ада? Все вместе, наверно. Черт бы их побрал!
– Ну не замечательно ли, господин губернатор? – продолжала медсестра таким тоном, будто она сама стала губернатором Луизианы и с ней спал полковник Янси. – Вы должны гордиться, – слащаво улыбнулась она.
"Да, крошка, ты и не представляешь, как замечательно!" – хотелось ответить мне, но у меня снова ничего не вышло.
Она опять улыбнулась и потрепала меня по плечу.
СТИВ ДЖЕКСОН
Утром, ровно в девять часов пятнадцать минут, Ада принесла присягу перед вступлением в должность. Церемония происходила в устланном красным ковром губернаторском кабинете; на письменном столе темного дерева лежала аккуратно сложенная пачка белоснежных бумаг; позади губернатора скромно и почтительно стояла темноволосая секретарша. Ада фотографировалась под аккомпанемент вспышек блицламп. По просьбе фоторепортеров она вторично положила руку на Библию.
– Спасибо, губернатор, – поблагодарил ее корреспондент Ассошиэйтед Пресс по окончании церемонии.
– Благодарю вас, господа, – ответила Ада. – Ну, а теперь я должна заняться работой. Могу вас заверить, что моя администрация окажется на высоте.
– До свидания, губернатор!.. Желаем успеха, губернатор!.. – Журналисты наперебой прощались с Адой и разбегались к своим пишущим машинкам и телефонам.
Мы остались вдвоем.
– Ну, вот ты и губернатор, – заметил я.
– Да, губернатор, – подтвердила Ада, и в ее голосе прозвучали одновременно и ирония и гордость.
– И как ты себя чувствуешь?
– Да никак. – Ада пожала плечами и нахмурилась. Ее лицо было чуть напряжено, и я спросил себя: от чего бы? От чувства новой ответственности или от чего другого? Авария с машиной Томми произошла в полном соответствии с тем, что она называла "генеральным планом" Сильвестра. Я не сомневался, что она не могла бы сделать это сама или через других. Почти не сомневался.
– Как Томми? – попробовал позондировать я.
На ее лице отразилась озабоченность, и ничего больше.
– Плохо. У него серьезно поврежден позвоночник. Удивительно, как он остался жив.
Действительно ли прозвучала в ее словах нотка горечи или это только мне показалось?
– Но все же он поправится?
– Со временем, – кивнула она.
– У тебя уже есть какие-то планы управления штатом?
– Он мне еще ничего не сказал. – Ада не уточнила, кто этот "он", но горечь в ее словах на этот раз прозвучала вполне отчетливо.
– Какие новости о том, другом, деле?
Ада быстро качнула головой и прикоснулась пальцем к губам: