Адмирал Макаров
Шрифт:
Наконец вся команда «Стерегущего» вышла из строя. Прекратилась стрельба, окутанный паром, в многочисленных пробоинах, неподвижный русский миноносец безмолвно покачивался на волнах. Но он все еще был грозен для врага. На мачте попрежнему развевался русский морской флаг. Когда японские миноносцы, осмелев, стали подходить к «Стерегущему», от безжизненного, казалось, миноносца отделилась торпеда и понеслась навстречу японцам. Это один из тяжело раненных матросов русского корабля дополз до уцелевшего минного аппарата и выпустил по врагу последнюю мину. Японские миноносцы с трудом успели отвернуть и поспешно отошли, снова открыв ожесточенный беспорядочный огонь по «Стерегущему». Прошло немало времени пока японцы спустили шлюпки, и они с опаской подошли к «Стерегущему». На его палубе, залитой кровью, лежали лишь обезображенные трупы, да умирали несколько тяжело раненных русских матросов.
Японцы начали хозяйничать на корабле, считая его своей добычей. Но в то время, когда они приготовлялись брать «Стерегущего» на буксир, миноносец начал быстро погружаться в воду.
Японцы бросились заделывать пробоину. Но трюм был заперт изнутри. За переборкой слышались русские голоса. Там находились оставшиеся в живых два матроса команды «Стерегущего». Тут только поняли японцы, что сделали русские матросы. Открыв кингстоны, они потопили свой корабль, вырвав его из рук врага.
Имена этих двух героев точно установить не удалось. Но ведь каждый из членов команды мог поступить и поступил бы только так. «Стерегущий» погиб со славой. [129]
129
Точно установить имена героев, потопивших миноносец «Стерегущий», не удалось. С большой долей вероятности предполагают, что это были трюмный машинист Новиков и машинный квартирмейстер Иван Бухарев.
«Решительный» пробился в Артур. Прибывши на рейд, контуженный командир миноносца капитан второго ранга Боссе немедленно явился к Макарову и доложил, в каком отчаянном положении находится его товарищ. Доложив, Боссе потерял сознание.
Адмирал сам решил идти спасать миноносец. Подняв свой флаг на самом быстроходном на эскадре легком крейсере «Новик», Макаров вихрем понесся к «Стерегущему». За ним следовал крейсер «Баян». Адмирал решился на крайне рискованный маневр: спасать гибнущий миноносец с помощью двух крейсеров, на виду стоявшей поодаль в полном составе японской эскадры. Но оставить в беде свой, русский корабль он не мог. Весь личный состав флота это понял, и поступок Макарова произвел на всех огромное, поистине неизгладимое впечатление. Моряки смотрели на поднятый на «Новике» вице-адмиральский флаг с восхищением.
«— На «Новике»! Флаг на «Новике»! — вдруг закричал сигнальщик на крейсере «Диана».
Все разом всколыхнулось. Команда кинулась к бортам. Офицеры вырывали друг у друга бинокли из рук… Сомнений не было! На мачте «Новика», этого небольшого крейсера, смело мчавшегося на выручку одного миноносца, развевался флаг командующего флотом.
— Не утерпел!.. Не дождался «Баяна» — пересел на «Новик»! Чорт возьми!.. Это уж чересчур!
Но это было не «чересчур», а именно то, что требовалось. Это были похороны старого лозунга «не рисковать» и замена его чем-то совсем новым…»
Так рассказывает в своих записках об этом поступке Макарова очевидец, старший офицер крейсера «Диана» В. Семенов. Макаров показал себя не только смелым, не боящимся опасности, командиром, но и начальником-товарищем, готовым рисковать и пожертвовать собой ради спасения своего собрата-моряка.
Если в Порт-Артуре почти все моряки, и в особенности молодежь, по достоинству оценили действия Макарова, то не так посмотрели на него в далеком Петербурге. Выражая петербургское настроение, жена писала Макарову 12 (25) марта 1904 г. «Все находят, что ты слишком рискуешь собой, выходя на «Новике» и даже на «Аскольде», что командующий флотом не может подвергаться такой опасности; боятся тоже, что ты будешь рисковать эскадрой и кораблями. Очень много о тебе говорят».
Макарову не удалось спасти «Стерегущего». Помощь запоздала. Когда крейсера подошли к месту сражения, «Стерегущий» уходил на дно, а японские миноносцы поспешно удалялись, избегая боя с русскими крейсерами. На горизонте показалась в полном составе эскадра адмирала Того. «Новик» с «Баяном» вернулись в Порт-Артур.
События этого дня стали для всего флота примером беззаветной преданности Родине и товарищеской выручки. Гибель «Стерегущего», так же как и «рискованный» шаг Макарова в значительной мере способствовали подъему боевого духа на кораблях Порт-артурской эскадры вызывали чувство гордости личного состава своими братьями героями-моряками «Стерегущего» и своим адмиралом — Макаровым.
Неуверенность в своих силах и подавленность, царившие на кораблях эскадры после первых неудач на море, бесследно исчезали.
Макаров с поразительной быстротой ориентировался в обстановке, в условиях обороны, в людях, за тридцать шесть дней своего командования он не только преобразил флот в отношении четкости выполнения задач и дисциплины, но и вдохнул в него веру в свои силы.
Конечно, не следует думать, что в Порт-Артуре все хорошее исходило только от адмирала Макарова, и что до него, так же как и после его гибели, флот находился в руках полных невежд, пассивных или даже недобросовестных людей, совершавших лишь одни ошибки и промахи. Можно привести много примеров блестящих подвигов как отдельных лиц, так и целых кораблей, как до прибытия Макарова, так и после его смерти. Много было проявлено моряками инициативы, упорства и смелости в бою, предложено ценных мыслей. И если адмирал сумел в несколько дней поднять упавший после ряда несчастий боевой дух личного состава и сделать так много, то произошло это потому, что у Макарова среди офицеров эскадры оказалось много союзников и верных помощников в деле защиты чести Родины, ему верили и его любили русские матросы. Главная беда тихоокеанского флота в создавшихся к началу войны условиях — после основной — гнилости и порочности царского строя — заключалась не столько в бездарности и нерадении личного состава, сколько в отсутствии умного, волевого и популярного начальника, для которого интересы Родины были бы дороже всего.
Таким командиром для флота в полном смысле был Макаров — «Дедушка», «Борода», как любовно звали адмирала матросы.
Как только Макаров ознакомился с кораблями и личным составом флота, произвел перемещения офицеров, а некоторых отстранил от должностей вовсе, не обращая внимания на их знатность или связи, он стал уверенно готовиться к началу активных действий против японского флота. Макаров всемерно форсировал ремонтные работы на подорванных кораблях, чтобы, выйдя в море всей эскадрой, дать решительный бой врагу.
Пока чинились корабли, командующий приступил к систематическим маневренным учениям. Он часто, перенося каждый раз свой флаг на другой корабль, выходил с эскадрой в море, внимательно приглядывался к эволюциям каждого корабля, изучал способности и возможности командиров и слаженность личного состава. Всякие недоразумения и неполадки ликвидировались быстро и решительно. Необычное оживление царило на эскадре. Особенно старалась отличиться и быть отмеченной адмиралом молодежь.
«Беречь и не рисковать» — лозунг, прочно привившийся на флоте до прибытия Макарова в Порт-Артур — приобретал теперь совсем иной смысл. Беречь корабли, беречь флот, по мнению, существовавшему в Порт-Артуре и отражавшему мнение высших петербургских морских кругов — значило уклониться от боя с противником. Беречь флот по-макаровски — значило уничтожать корабли противника, действовать расчетливо, но решительно, подготовив и собрав все наличные силы в кулак.
Рисковал Макаров также с большим расчетом и совсем не для того, чтобы показать свою личную храбрость, в чем обвинили Макарова его враги в Петербурге, а лишь тогда, когда в сложившихся обстоятельствах иначе поступить было невозможно.
«Никогда, даже в лучшие дни эскадры Тихого океана не приходилось мне наблюдать такого увлечения, такого подъема духа!» — замечает в своих записках В. Семенов.
Макаров не смущался, что ему приходится обучать флот во время военных действий буквально под выстрелами врага. «Теперь уже поздно вести систематическое учение и занятия по расписанию, — говорил он. — Помните, что мы не знаем, как считать свое свободное время, данное нам на подготовку к решительному моменту, — месяцами, днями или минутами. Размышлять теперь некогда. Выворачивайте смело весь свой запас знаний, опытности, предприимчивости. Старайтесь сделать все, что можете. Невозможное останется невозможным, но все возможное должно быть сделано. Главное, чтобы все, понимаете ли «все» — прониклись сознанием всей огромной возложенной на нас задачи, сознали всю тяжесть ответственности, которую самый маленький чин несет перед родиной… Дай бог, в добрый час!..» — заканчивал адмирал наставления своим любимым выражением.