Адмирал Макаров
Шрифт:
Для действий Порт-артурской эскадры большое значение имели приливы и отливы. Флот мог выходить на внешний рейд через мелководный пролив только во время прилива — «большой воды».
Когда суда из-за малой воды не могли выйти в море и стояли скопом в узком внутреннем бассейне, Макаров устраивал между отдельными кораблями состязания в стрельбе по небольшим, различной окраски щитам, расставленным на обсыхающей части бухты. Эти стрельбы по существу служили репетицией отражения минной атаки и носили характер соревнования.
Возникали горячие споры между комендорами, кто более искусен в наводке, каждый орудийный расчет старался стрелять лучше другого и прилагал к тому все свои усилия.
Макаров искренне радовался, видя что военная игра в отражение минной атаки приносит хорошие результаты. Он невольно вспоминал то время, когда он организовывал на своем корабле полузабытые теперь соревнования. Но то было мирное время, а сейчас приходилось ждать нападения японцев в любой момент.
Внутренний порт-артурский бассейн был не только узок и мал, но к тому же имел лишь один выход в море, настолько мелководный, что вывести из него эскадру в полном ее составе было совершенно невозможно. Утвердилось мнение, будто вывести эскадру на внешний рейд в один прием, то есть за время одной полной воды нельзя. Считалось, что вывести все корабли на рейд можно не менее чем за целые сутки. Это неудобство давало врагу огромное преимущество. Следовало или все время оставаться на рейде или выходить в море, чтобы принять бой и отогнать японцев в два приема, то есть по частям.
Макаров сразу по приезде заявил, что такого порядка более не потерпит. Он нарисовал подробную схему вывода всей эскадры полностью в один прием с помощью портовых судов, которые должны «стараться всеми силами» помогать кораблям разворачиваться в узких местах пролива, «не страшась никакой ответственности за свои аварии, раз только они успешно выполняли возложенную на них задачу». Командир корабля должен также забыть совершенно о риске и помнить только то, что «в наискорейший срок должен вывести свой корабль в море». «Если у исполнителя западет сомнение, — говорил Макаров, — то этим самым половина его сил парализуется».
Для большинства командиров новый прием вывода судов казался либо невыполнимым, либо слишком рискованным. Правда, многие энергичные, в основном молодые командиры загорелись идеей Макарова. После совещания с флагманами и командирами кораблей, Макаров собрал шкиперов с буксиров и портовых судов и в подробности изложил им свою схему. Морякам такое решение вопроса казалось слишком непривычным. Они молчали. Тогда Макаров взялся сам вывести эскадру на внешний рейд, добившись предварительно того, чтобы шкиперы точно усвоили свои задачи.
27 февраля во время утренней полной воды эскадра благополучно, в один прием, полностью вышла на внешний рейд. Буксиры работали прекрасно.
«Мы смотрели, — замечает один из очевидцев, — тактику Макарова в действии, — и глазам не верили. Действительно было чем полюбоваться! — Да, это не портовые баркасы, а тигры! — восхищались мичманы, — кидаются, хватают, тащат, бросают, торопятся к следующему!..»
В тот же день во время вечернего прилива эскадра вернулась обратно в гавань.
Японцы тотчас же сообразили в чем дело, когда увидели на следующее утро русскую эскадру в полном составе на рейде; накануне там стоял лишь дежурный корабль. Они стали реже показываться, во всех их действиях чувствовалась большая осторожность. Адмирал Того был вынужден несколько изменить тактику борьбы с Порт-артурской эскадрой. Подкарауливать ее по частям стало бессмысленно.
Однажды утром, когда на внешнем рейде стоял лишь один дежурный корабль, в ковш (так называлась внутренняя гавань Порт-Артура) залетел двенадцатидюймовый неприятельский снаряд, подняв огромный столб воды. В ковше, на близком расстоянии один от другого, стояли корабли Порт-артурской эскадры, здесь же чинились «Ретвизан» и «Цесаревич». К счастью снаряд упал в воду. За первым снарядом последовал второй, затем третий. Моряки недоумевали в чем дело. Оказалось, что зайдя за Ляотешанский мыс, японские броненосцы из-за горы открыли перекидной огонь, то есть стрельбу по невидимой цели, по заранее намеченным квадратам [130] . Снаряды стали ложиться все чаще. Вот снаряд попал в только что подведенный к «Ретвизану» кессон [131] , другой — в его правый борт. Чтобы не затонуть, броненосец выбросился на берег. На эскадре и в городе, куда также стали ложиться снаряды, заволновались. Крепостные орудия не могли отвечать японцам. Эскадра также безмолвствовала. Никто не предвидел возможности такой стрельбы. Орудийных станков, допускающих большой угол возвышения, и пушек для стрельбы по невидимой цели в крепости не было. На Ляотешане же вообще береговых батарей не устанавливали, считая ляотешанскую гору естественным укрытием. Не на шутку перетрусивший комендант крепости генерал Стессель отмечает это событие в своем дневнике так: «Снаряды сегодня падали далеко в город, и даже разорвался один у нашего сада. Две ночи подряд не спал».
130
До русско-японской войны артиллерия стреляла только прямой наводкой по видимой от орудия цели. Стрельба по закрытой, невидимой цели, так же как и стрельба по квадратам была изобретена русскими полевыми артиллеристами, но очень скоро стала достоянием японской армии и флота.
131
Непроницаемая для воды большая камера, применяемая для работ по ремонту подводной части корабля.
Макаров в разгар бомбардировки прибыл на эскадру и распорядился немедленно приступить к разработке подобного же метода стрельбы для ответного удара по японцам. Эта сложная работа, то есть разбивка окружающей местности на квадраты, выбор вспомогательной точки наводки, реконструкция орудийных станков и системы сигнализации, через несколько же дней была закончена. Ответный перекидной огонь был полной неожиданностью для япнцев. Меткая стрельба с «Ретвизана» и «Победы» расстроила все их расчеты и нанесла им значительный ущерб; один из обстреливавших гавань броненосцев был сильно поврежден и едва выбрался из засады.
С каждым днем японцы все явственнее чувствовали сильную и уверенную руку нового командира русского флота. Против каждого их маневра, в самом непродолжительном времени, изобретался контрманевр, точно рассчитанный и действенный. Когда японцы с подбитым броненосцем вышли в море, Макаров, решив, что настал подходящий момент дать бой, вывел из гавани пять броненосцев и шесть крейсеров и смело двинулся в атаку. Но японцы не приняли боя и, развив большую скорость, скрылись.
Больше всего опасался Макаров, темных ночей — по ночам японцы пытались прорваться к Артуру и заградить выход из гавани, затопив брандеры и сбросив мины. На дежурный ночной крейсер возлагалась поэтому особенно ответственная служба, и сам он находился в большой опасности, рискуя быть взорванным неприятельской торпедой. Очень часто Макаров всю ночь проводил на крейсере, выходил на палубу, проверял дежурных, устраивал тревоги, часами всматривался в ночную тьму. На рейде с адмиралом обычно находился полковник Агапеев — начальник военного отдела штаба Макарова.
На ночь спускались предохранительные противоминные сети. Такой порядок был введен на эскадре, тотчас же по прибытии Макарова в Артур. Отсутствие сети в ночь на 27 января, во время первого нападения японских миноносцев на наш флот, и сыграло роковую роль: японцам удалось вывести из строя три лучших наших корабля. Кстати сказать, эти сети должны были быть поставлены, и адмирал Старк, бывший в то время начальником эскадры, даже отдал такое распоряжение, но наместник Алексеев отменил эту разумную меру, считая ее «несвоевременной и неполитичной».
Закупорить вход в Порт-артурскую гавань брандерами японцы стремились упорно и настойчиво.
Первая неудачная попытка была совершена ими еще до приезда Макарова в Порт-Артур, в ночь на 12 февраля. По замыслу японцев брандерские операции протекали ночью. Японские пароходы бесшумно приближались к берегу и старались проникнуть к входу в гавань. В нужный момент командир брандера должен был отдать якорь, нажать кнопку электрического замыкателя и взорвать корабль. Подрывные патроны в особых железных ящиках находились у обоих бортов судна. Получив пробоины, судно быстро шло ко дну. Команду брандеров составляли смертники.