Адмирал Сенявин
Шрифт:
Подъезжая к Херсону, встретил спешившего во всю мочь подпоручика в сопровождении капрала, державшего под уздцы двух запасных лошадей. Не останавливаясь, подпоручик крикнул:
— Турок разбит под Кинбурном!
В Херсоне, несмотря на поздний час, по улицам сновали радостно оживленные военные и штатские.
В Адмиралтействе уже знали первые подробности успеха Суворова.
Генерал находился на обедне в походной церкви, когда ему доложили о десанте на узкую Кинбурнскую косу.
— Пусть все вылезут! — невозмутимо, не поворачивая головы, ответил Суворов.
Офицеры переглянулись.
Спокойно закончив обедню, приказал открыть огонь картечью. Суворов сам повел солдат и кавалерию в наступление. Две ожесточенные атаки нанесли туркам большой урон, но успеха не принесли. Корабельные пушки турок засыпали косу бомбами, ядрами, картечью. Под Суворовым убило лошадь, его самого ранило картечью в бок. Он собрал всех, кто был в крепости, а скоро подоспела подмога. Солнце уже садилось, когда генерал вновь возобновил наступление. Третий штурм укреплений янычар оказался самым кровопролитным. Русская картечь беспощадно косила неприятеля, пехота била штыками, кавалерия рвалась вперед по горам трупов. Суворова ранило второй раз, но он не покинул строя.
Турок выбили из пятнадцати укреплений — ложементов, построенных поперек Кинбурнской косы. Почти весь десант был уничтожен. Победа была полная.
Под Кинбурном отличилась галера «Десна», храбро сражаясь в одиночку с турецкой эскадрой. Матросы, метко стреляя из пушек и ружей, потопили неприятельское судно. Суворов похвалил моряков за отвагу. Но что могла сделать одна галера? Командующий Лиманской эскадрой вице-адмирал Мордвинов не откликался на просьбы Суворова о помощи и запретил атаковать турок «ввиду превосходства неприятельского флота». Его осторожность больше походила на трусость.
По дороге Сенявин долго размышлял о победном сражении Суворова: «Войска имел втрое меньше, но атаковал не по шаблону, решительно, стремительно, не давая туркам опомниться. Сам вел в атаку солдат, увлекал вперед лихой храбростью». И еще пришла мысль: «Море рядом, а корабли не помогали войскам, не прогнали турецкую эскадру».
Пока Сенявин пробирался к Севастополю, в Днепровском лимане разыгралась трагедия…
О капитане второго ранга Андрее Веревкине на Черноморском флоте была слава добрая. Мичманом отважно дрался при Чесме, получил тяжелую рану. Бился с турками по всему Эгейскому морю, блокировал Дарданеллы.
Командовал фрегатами на Балтике. Характер имел боевой, но был худороден. На Черном море Мордвинов взял опытного капитана к себе, назначил командиром плавбатареи № 1.
После кинбурнской неудачи турецкая эскадра Эски-Гуссейна отстаивалась на рейде Очакова. Лиманская флотилия Мордвинова укрылась за песчаной косой. Атаковать турок рискованно — перевес в силах многократный на их стороне, а Потемкин денно и нощно понукает наступать. Мордвинов в конце концов собрался с духом. На совете капитанов и флагманов объявил:
— Турки стоят в тесноте полукружием. Плавбатарея Веревкина ночью под прикрытием двух галер — лейтенанта Константинова и мичмана Ломбарда —
Капитаны переглянулись, покачали головами. Поднялся Веревкин:
— Замысел ваш хорош, господин адмирал, только на бумаге. У Эски-Гуссейна шестьдесят вымпелов, а то и поболее. Одна плавбатарея против целой эскадры ничто. Ежели к тому же ветер переменится? Боком то-то все выйдет.
— Неужто сдрейфил Веревкин? — ухмыльнулся недовольно Мордвинов.
— Я при Чесме смертушке в глаза глядел, с той поры упреков не имею, — хмурясь, ответил Веревкин. — В экипаже моем полсотни матросов, почти все рекруты, не обучены. О них пекусь.
— Авось пронесет, — пожевал губами раздраженный адмирал, — быть моему решению окончательно.
Когда стемнело, Веревкин передал на галеры, что снимается с якоря, просил не отставать. Однако галеры почему-то не спешили.
Около полуночи к батарее причалила шлюпка, на палубу поднялся Ломбард. От мальтийца, еще и год не служившего в русском флоте, попахивало вином. Оказалось, что он не нашел свою галеру «Десну» и Мордвинов назначил его на другую.
— Где же она? — недоумевал Веревкин.
— Буду разыскивать, — браво ответил мичман.
Веревкин насупился.
— Бордель какой-то, — проговорил стоявший рядом лейтенант Кузнецов.
Вскоре батарею нагнала «Десна», но Ломбард вдруг отказался перейти на нее:
— Я назначен адмиралом на другую галеру.
— А, черт с вами, — махнул рукой Веревкин, — только под ногами не мешайтесь.
Между тем рассветало. Собрав офицеров на юте, Веревкин объявил:
— По воле командующего флотом и по причине разгильдяйства капитанов галерных остались нынче мы одни супротив турок. Благо есть исход спасти животы, наши — приткнуться на мель и берегом ретироваться. — Веревкин не мог в темноте разглядеть физиономии офицеров, но по разговору понял — недовольны. — Другой ход, — продолжал он, — исполнить долг — атаковать супостата. Тогда, видимо, животы наши положим за Отечество. Каково суждение ваше?
— Атаковать! — не колеблясь ответили все.
Веревкин облегченно вздохнул, перекрестился:
— С Богом, господа, по местам стоять! Якорь выбрать!
Батарея медленно спустилась по фарватеру на виду у недоумевающих турок, развернулась к ним бортом на дистанцию пушечного огня и отдала якорь. Гуссейн-паща всполошился, на палубах турецких кораблей забегали канониры, заряжая орудия.
Спустя несколько минут Веревкин отмахнул саблей:
— Пали!
Грянул залп, первые ядра полетели в турок. Почти одновременно открыла ответный огонь турецкая эскадра. Сражение началось.
Поначалу турки мазали. Но где там! Разве три десятка орудий одолеют сотни! Вскоре батарею опоясали всплески, десятки ядер ударили в борт, пробили палубу. Однако батарейцы бились насмерть, едва успевали перезаряжать пушки. Солнце давно поднялось над горизонтом. Веревкин оглянулся. Сквозь пелену порохового дыма виднелись две галеры, спокойно стоявшие на якорях, без всякого намерения содействовать батарее.
— Подлецы! — Веревкин выругался.
Вдали виднелась равнодушно молчавшая эскадра Мордвинова.