Адмирал Ушаков
Шрифт:
– Да я и так уж многое забыл, – пошутил Голенкин.
– Нет, не мелочи забыть. Не какую-либо там «Универсальную историю» господина Ла-Кроца или что-то вроде «А были ли у Тиверия дети?», а забыть главное!
– То есть что: линейную тактику?
– Да. Полагается строить ордер-баталии только из двух параллельных кильватерных колонн. Авангард бьется против авангарда, кордебаталия – против кордебаталии, арьергард – против арьергарда. Скажи на милость: что это такое – танец или игра какая?
– Но таковы правила, принятые
– А помнишь, что сказал Петр Великий: не держися, яко слепой, стены!.. Довольно быть слепыми!
– А как же поступать тогда?
– А вот как. Не ждать, когда враг к тебе пожалует, а самому нагрянуть на него! Нападающий всегда имеет преимущество: он готов, а ты нет…
– Это верно, – согласился Голенкин. – Но что же дальше?
– А дальше – никаких «танцев»! Бей по голове, по флагману! Выбьешь вожака – легко управишься со стадом! Помнишь, ты же сам рассказывал, как Спиридов при Хиосе весь удар направил на флагмана.
– Это я понимаю, это верно. А если, например, ты идешь в строе двух или трех колонн, а неприятель в кильватере, тогда как?
– Вот так и навались на него. И не бойся прорезать линию его кораблей!
– Как, броситься в бой не перестраиваясь? – удивился Голенкин.
– Зачем перестраиваться? Только время терять. Бей, да и все!
Голенкин молча покачал головой, видимо обдумывая то, что говорил Ушаков.
– Вот послушай, как при Фидониси было, – продолжал Федор Федорович. – Я кое-как уговорил этого подлого трусишку Войновича, чтобы он позволил мне, начальнику авангарда, действовать по-своему. Встретились с капуданом. У турок сил втрое больше. Если по старым правилам, то мне что полагалось бы сделать?
– Уклониться от боя.
– А я кинулся в бой! Капудан хотел меня окружить, да не тут-то было: я атаковал его самого. Он – защищаться, а о руководстве боем ему и думать уже некогда!
– Ну, не знаю, – говорил Голенкин, теребя пальцами густые черные волосы. – Как-то непривычно, ново…
– И хорошо, что новь! Вон слыхал, есть генерал Суворов, который под Кинбурном разбил турок. Он воюет по-новому, по-своему. Все кричат: не по правилам, а ему – нипочем. Он бьет врага – и конец! И мы будем бить!..
– И что же, это всегда так надобно поступать?
– Не знаю – всегда ли, тут уж обстановка сама подскажет. А основа одна: старая линейная тактика свое отжила. Долой ее!
Голенкин молчал, видимо обдумывая мысли товарища.
– Знаешь, Феденька, может, ты и прав! – задумчиво сказал Голенкин. – Драться, так драться. Но для этого надо, чтобы командир авангарда был храбр.
– Вот я тебя и выбрал!
– Спасибо, друг!
– Значит, согласен? – протянул ему руку Ушаков.
– Согласен! – пожал ее Голенкин.
– Тогда пойдем ко мне обедать, а после обеда посмотрим вместе, как твоя «Мария Магдалина». Ты ведь, Гаврюша, к девушкам всегда был неравнодушен! –
X
В следующее лето 1789 года новый начальник Севастопольского флота не заставил себя упрашивать выйти в плавание, – он сам рвался из гавани. Ушаков больше любил ходить в море, чем в адмиралтейство. Он считал, что плавание – лучшая школа для каждого моряка.
Черноморская эскадра все лето крейсировала у берегов, лишь ненадолго заходя в Севастополь пополнить запасы. Турецкий флот не показывался. Зато сухопутная армия турок упрямо лезла в бой. Суворов дважды хорошо сбил с них спесь: нанес туркам страшное поражение при Фокшанах и Рымнике.
Зимою 1789 года Ушаков деятельно готовил суда к выходу в море. А чуть глянуло весеннее солнышко, начал так же безустанно готовить и моряков.
Турецкие корабли были легче на ходу, чем севастопольские, и турки всегда имели численный перевес в орудиях. Ушаков задумал добиться преимущества в другом: в быстроте и четкости постановки парусов и в меткой прицельной стрельбе. Поэтому он с весны стал ежедневно проводить парусные ученья.
– Не тот матрос, кто поразвалистее ходит, а кто хорошо знает морское дело! – говорил он.
И каждый день проводил пушечные и ружейные ученья.
– Чтобы победить, надо уметь готовиться к победе! – наставлял Ушаков. Федор Федорович добивался также более быстрого перестроения флота в море. Он отдал приказ по эскадре:
«Усматриваю я, что некоторые корабли и фрегаты по учиненным сигналам в места свои входят весьма медлительно, а по правилам эволюции и военным обстоятельствам требуется в построении ордеров отменная скорость, посему в подтверждение предписываю чинить следующее исполнение».
В один из первых дней благостного, теплого апреля 1790 года Ушаков в хорошем расположении духа возвращался с эскадрой на севастопольский рейд. Он был очень доволен днем: корабли и фрегаты быстро строились и метко стреляли по бочкам на расстоянии в четыре кабельтова.
А в Севастополе Федора Федоровича ждала приятная весть: Потемкин вызывал его к себе в Яссы. Курьер уже несколько часов ждал адмирала.
Узнав об этом, к Ушакову приехали поговорить обо всем его старые друзья-товарищи, его помощники Голенкин и Веленбаков.
Капитан бригадирского ранга Голенкин командовал авангардом и новым 66-пушечным кораблем «Мария Магдалина», а капитан 2-го ранга Веленбаков – фрегатом «Амвросий Медиоланский».
Ушаков прежде всего передал им последнюю новость, которую привез из Ясс курьер. В этом году светлейший решил лично командовать флотом, а графа Войновича назначил в Каспийскую флотилию. Он продержал Войновича в Херсоне год и три месяца, видимо только потому, что было неудобно тогда же, после получения Войновичем графского титула и Георгия 3-й степени, усылать его подальше.