Адриан Моул: Годы капуччино
Шрифт:
Малькольм официально попросил перевести его на кухню. Я сказал, что поговорю с Дикаром, когда он будет трезвым (никогда). Тогда Малькольм стал талдычить о минимальной зарплате, о правах служащих и условиях труда. Я указал ему, сколь опасно вести подобные разговоры на кухне — пусть и в мягкой форме, но таким элегантным способом я дал понять, что весьма сочувствую идее улучшения ужасных условий работы в «Черни».
В отсутствии Саши и Азиза, Дикару пришлось самолично помогать мне раскладывать по тарелкам шестьдесят две порции бычьей печенки. Малькольму вручили деревянную ложку и доверили помешивать
В 10 утра Кеннет и Лайам сообщили, что посетители устали ждать главного блюда, а кое-кто даже пожаловался на увядшее состояние петрушки.
Тут Дикар взревел:
— Скажите этим долбоё…, чтобы отправлялись в забегаловки этого пижона Конрана, если им нужна свежесть .
Наконец, когда все посетители пережевывали бычью печенку (из духовки ее достали несколько более жесткой, чем я предполагал), я встал у двери и принялся осматривать зал в поиске известных лиц. Мистер Мандельсон сидел на своем обычном месте в дальнем углу: ему нравится подпирать спиной стену. Гарри Энфилд ел вместе с Эдвардом, своим отцом. За тем же столиком сидел Ричард Инграмс, редактор журнала «Олди», адресованного пожилому населению. Я выписываю его уже год. Подарил себе подписку на тридцатый день рождения. Кое-кто тогда изрядно насмехался. (Моя жена Жожо убеждена, что я — воплощение древнеафриканской женщины, а моя бабушка при жизни любила повторять: «Адриан, ты родился стариком». У нас с ней действительно было весьма много общих пристрастий: Радио-4, Джефф Лемон, йоркширский пудинг, правильная пунктуация и т. д. и т. п.)
Дикар ел a deux [26] со стройной блондинкой, та с отвращением возила куски печенки по тарелке.
Через черный вход появилась Ким Дикар. Она встала рядом со мной у двери, ведущей в зал; запах ее духов чуть не сшиб меня с ног.
— Как называется эти духи? — спросил я.
— «Яд», — ответила она и прищурилась, глядя, как Дикар чокается с блондинкой.
Ким откинула назад гриву темных волос. В 1987 году читатели журнала «Современное цветоводство» избрали ее мисс Цветок.
26
вдвоем (фр.)
Я повнимательнее изучил спутницу Дикара.
— Кто она?
— Бриджит Джонс! — выпалила Ким. — В прошлом месяце ее поганые дневники возглавили список бестселлеров.
— Дневники? — поразился я. — Но она еще не стала знаменитостью, так ведь?
— Не стала, — согласилась Ким, — но станет, если Дикар сделает ее своей пятой женой.
Пока я разглядывал будущую знаменитость, Бриджит Джонс выскочила из-за стола и стремительно покинула ресторан.
Дикар проорал ей вслед:
— Да-да, твоя задница действительно слишком жирная в этих ё… брюках.
Ким подтолкнула меня:
— Скажи этому козлу, что он задолжал мне алименты за три месяца.
И ушла.
Дикар увидел меня в дверях и крикнул:
— Вали на ё… кухню, Моул.
Прежде чем я вернулся к своим скромным обязанностям, мистер Инграмс успел бросить на меня сочувственный взгляд.
Я разложил по тарелкам фруктовый рулет с вареньем и впал в ярость, увидев, что Малькольм раздавил в заварном креме все комочки и снял пенку ! Она покоилась в ведре для пищевых отходов большим сдувшимся воздушным шаром желтого цвета. Луиджи извлек пенку двумя большими ножами для резки рыбы и сполоснул ее под горячей водой со словами:
— Да никто и не понимай, что она из помойка.
В потрясенном молчании я наблюдал, как он делит пенку на четыре части, кидает в вазочки с заварным кремом и несет к двенадцатому столику: специальный заказ, весьма вероятно, в честь нового высокого поста мистера Майкла Джексона.
Во время затишья между пудингом и «Нескафе» с мятной помадкой, я позвонил на Глициниевую аллею. Трубку сняла мать.
— У твоего отца что-то не то на голове, — сообщила она.
— Он всегда страдал хронической перхотью, — напомнил я.
— Нет, тут что-то другое. — Голос ее дрогнул. — Он увидел свой затылок в зеркале спальни и стал биться в истерике. Пришлось вызвать доктора.
— И что у него там может быть? — осведомился я. — Кроме рогов, конечно?
Мама пропустила мимо ушей мой невнятный намек на ее предполагаемую супружескую неверность.
— У него почернела кожа на голове, — сказала она. — Особенно сильно на проплешине. Доктор Чодри в недоумении. Похоже на гангрену, — добавила она упавшим голосом.
— Гангрена! — заорал я. Малькольм и Луиджи прекратили раскладывать мятную помадку по кофейным блюдечкам. — Если это гангрена, то ему придется ампутировать голову.
Мама не рассмеялась, в отличие от Малькольма с Луиджи. Эти хохотали до полного отупения. Они все еще не могли остановиться, когда Дикар объявил, что политически некорректное объявление в витрине сорвала делегация журналистов от «Дейли телеграф». Еще один весомый признак, что некогда правая газета медленно, но верно сдвигается к левому центру.
Согласно последним донесениям медицины, отцовская гангрена пошла на поправку.
После беспокойной ночи его уговорили лечь в теплую ванну с добавлением эфирного масла (ноготкового). Ему втирали в голову водоросли и мазали волосы кашицей, перетертой из какой-то травки с ирландских болот. Когда отец вышел из ванной, кожа на его голове, по словам матери, была «обычного приятного поросячьего оттенка».
Мать считает этот случай убедительным доводом могущества растительной терапии. Надеюсь, она никогда не узнает про фломастер. В ее жизни и так хватает жестоких разочарований.
Утром в ресторан нагрянула Ким с двумя верзилами и похитила из погреба пять ящиков шампанского.
— Скажи Дикару, это в счет тех денег, что он мне задолжал, — заявила она.
Поначалу я никак не мог понять, с чего это она за одну-единственную ночь так кардинально подряхлела. Потом дошло: я впервые видел Ким при жестоком свете лондонского дня.
Приготовил обед.
Овечья шея
Жареный картофель