Адская бездна. Бог располагает
Шрифт:
Человек в маске кивнул.
– Да? – переспросил Самуил, и его рот искривился гримасой, тут же исчезнувшей. – И нам даже не позволено спросить почему?
«Позволено», – дала понять маска.
– В таком случае я хочу знать причину, – заявил он. – Вероятно, дело в том, что цели мои недостаточно высоки, мне не хватает душевной твердости, воли и отваги?
Бесстрастным скупым жестом человек в маске ответил: «Нет».
– Раз так, очевидно, существует мнение, будто я лишен того, что обыватели именуют совестью, порядочностью, добронравием или еще чем-то в этом роде?
Маска отвергла и это предположение.
– Прошу вас заметить, – произнес Самуил, еле скрывая нетерпение и досаду, – что мы не можем вести беседу на равных. Молчание
Неизвестный хранил молчание.
– Вы не говорите ни да ни нет. Это то же самое, как если бы вы прямо объявили мне, что, будь я князем, у меня были бы наилучшие шансы, однако существуют и преимущества иного рода, способные восполнить недостаток родовитости. Не так ли?
Последовал утвердительный жест.
– Какие же это преимущества? – спросил Самуил. – Там, где дело касается общественных привилегий, мне известна лишь одна привилегия, что стоит знатности, – деньги. Итак, будучи незаконнорожденным, мне, по крайней мере, следовало бы иметь значительное состояние?
«Да», – кивнул господин в маске.
– Ах, вот оно что! – протянул Самуил с горьким сарказмом. – Таковы, стало быть, основы миропонимания тех, кто претендует на роль основателей свободного общества! Они уважают лишь аристократию, будь то аристократия крови или кошелька. По их мнению, все решает звучание имени или звон монет!
Человек в маске покачал головой, давая знать, что его неправильно поняли.
– Ты не прав, Самуил, – вмешался тот из присутствующих, кто однажды уже защищал намерения Совета. – Интересы дела требуют, чтобы его предводители имели более обширные возможности действия в отношении их подчиненных. Куда же деться, если высокое происхождение и богатство еще имеют такую власть над людьми? Звучание имени и звон монет завораживают этих постаревших детей, и Совет не повинен в таком положении вещей, но вынужден его использовать, хотя бы затем, чтобы покончить с ним. Нет, вовсе не Совет поклоняется золоту, его обожает человечество. Если мы намерены им управлять, приноровимся к его пристрастиям. Когда надо взять вазу, мы ведь берем ее за ручку, не так ли? Ты, носящий имя Самуила Гельба, разумеется, стоишь в тысячу раз больше, чем глупцы, обвешанные фамильными титулами, словно реликвиями. Но если обывателя внешний блеск привлекает куда больше, чем духовное превосходство гения, разве Совет тому виной? И не ты ли сам признался, что подчас бывал взволнован мыслью о высоком ранге тех, кто повелевает тобою? Тем самым ты, считающий себя сильным, сознался в общечеловеческой склонности, которой не мог противостоять. Людей следует держать в руках с помощью человеческих слабостей. То же касается и богатства – оно, кроме материальной, представляет собой моральную силу. Нашим врагам ее не занимать, вот почему они распространяют свое влияние повсюду. Мы обратим против них их же оружие и выиграем сражение, а уж какими средствами – не важно!
– Я с тобой согласен, Огюст, – прибавил Даниель. – И считаю, что при нынешнем положении вещей Союз не мельчает, а напротив, растет именно благодаря тому, что старается привлечь к себе как можно больше знати и богачей. Ведь Союз, в моем понимании, не что иное, как
Незнакомец в маске несколько раз кивнул, выражая полное согласие.
Был ли Самуил уязвлен, заметив, что немой свидетель поладил с его товарищами лучше, чем с ним самим? Как бы то ни было, когда он заговорил снова, его голос звучал резче, чем до того:
– Золото! Вы так толкуете о золоте, как будто это нечто в самом деле драгоценное и труднодоступное! Да если бы я только пожелал, неужели вы думаете, что я не имел бы его сколько угодно? Подумаешь, велика хитрость – разбогатеть! Разве это цель, достойная человека? Как вы полагаете, меня бы не озолотили, вздумай я, к примеру, продать секреты Союза?
Трепет неприязненного изумления пробежал среди собравшихся. Самуил заметил это движение и высокомерно продолжал:
– Успокойтесь, не стоит предполагать, что я уже продался. Надеюсь, меня здесь знают слишком хорошо, чтобы всерьез подозревать в подобных замыслах. К тому же те, кто их питает, не говорят об этом вслух. Я хотел лишь показать вам, что, строго говоря, богатство не столь уж недостижимое благо: существует немало разных способов им завладеть. И потом, мне бы хотелось, чтобы те, кто, видимо, не слишком нам доверяет, поняли: волей-неволей они вынуждены полагаться на нас, ибо, как бы они ни прятали свои секреты, мы все же знаем о них слишком много.
А теперь подведем итоги. Стало быть, насколько я понял ваше решение, а я бы желал понять его точно, хотя бы и пришлось ради этого немного затянуть нашу беседу, – итак, несмотря на то что я был избран моими пятерыми присутствующими здесь соратниками, мне, такому, каков я есть, вопреки всем моим прежним и будущим заслугам перед нашим делом, не следует претендовать на место среди тех, кто руководит Союзом.
Энергичным кивком человек в маске подтвердил правоту его слов.
– Однако, не имея громкого имени, коль скоро у меня вообще никакого имени нет, я мог бы поставить на службу Союзу и отечеству свободных людей свое огромное богатство. В этом случае я мог бы рассчитывать на право – или долг – войти в состав Высшего Совета?
Последовало еще одно молчаливое подтверждение.
– Что ж! – вскричал Самуил, и в глазах его мелькнул глубокий, странный блеск. – Вы этого хотите? Я стану богатым.
V
Два старинных друга
На следующее утро, часов около десяти, Самуил встал из-за стола, закончив свой завтрак в обществе Фредерики. Когда он поднялся, девушка с милой заботливостью спросила:
– Скоро ли вы вернетесь?
– Как только смогу, – отвечал он. – Но и покидая вас, я с вами не расстаюсь, по крайней мере не настолько, как вы думаете. Ведь все, что я делаю, совершается только ради вас, на вас держится вся моя жизнь.
Он накинул плащ, взял шляпу и сказал Фредерике:
– Прощайте.
– О! – воскликнула она. – Давайте я вас хоть до калитки провожу.
– Будьте осторожны, милое дитя: вы слишком легко одеты, а на улице еще свежо.
– Пустяки! – засмеялась она, распахивая дверь и первой выбегая в сад. – Весна уже началась. Посмотрите, как прелестен этот солнечный луч. Смотрите, все почки уже выбрались на вольный воздух! Эх, и мне бы так!
– О! – пробормотал Самуил, пораженный таинственной гармонией, что связывала эту пленительную девушку и это сияющее утро. – Поистине весна – юность года, а юность – весна жизни!