Адская бездна. Бог располагает

Дюма-отец Александр

Только теперь заметив Лотарио, Фредерика слегка покраснела.

– Этот господин с вами, матушка? – спросила она.

– Нет, – отвечала крестьянка. – Я встретила его по дороге сюда. Мы незнакомы.

Тут немного покраснел и Лотарио.

– Мадемуазель, – пролепетал он, – я прибыл к господину Самуилу Гельбу по поручению господина графа фон Эбербаха.

– Графа фон Эбербаха! – вскричала незнакомка.

– Мой друг уехал вот уж добрых полчаса назад, – сказала Фредерика.

– Граф фон Эбербах? – снова вмешалась крестьянка с необычайной живостью, глядя на Лотарио в упор. – Вы упомянули графа фон Эбербаха?

– Вне

всякого сомнения, – улыбнулся Лотарио, не понимая, почему это имя ввергло немку в такое возбуждение.

– Так он в Париже? – спросила она.

– Да, он только что назначен сюда послом Пруссии.

– И как он себя чувствует?

– Благодарение Богу, мой дорогой дядюшка в добром здравии.

– Ваш дядюшка? Так вы Лотарио?.. О, прошу прощения… господин Лотарио?

– Вы меня знаете?

– Знаю ли я вас! – вскричала незнакомка.

– Откуда вы? Из Берлина? Из Вены?

– Я… Да какая разница? Вам нет нужды меня знать. Довольно того, что я знаю вас. И ее тоже.

И она окинула его и Фредерику одним взглядом:

– Что ж, дети мои! Бедная женщина, что сейчас говорит с вами, счастлива видеть вас обоих с такими красивыми, невинными лицами, она не устанет благодарить Провидение за то, что в тот малый срок, который ей суждено провести в Париже, ей было дано увидеть вас перед собой вот так, вместе, чтобы полюбоваться вами и вас благословить.

Молодые люди, смущенные ее странным поведением, попробовали было переглянуться, но тотчас оба потупились.

– Но мне представляется, что я никогда прежде не встречал вас, сударыня, – пробормотал Лотарио, только чтобы сказать хоть что-нибудь.

– Вам так представляется?

– О сударь, не спрашивайте ее, – ласково произнесла Фредерика. – Она таинственна, как запертая дверь. И нет такого ключа, что помог бы раскрыть ее секреты. Она мне клялась своей бессмертной душой, что мы с нею даже не родня, но каждый год она проделывает двести или триста льё, чтобы повидать меня всего на несколько минут. Она приходит в отсутствие моего опекуна, упорно избегая встреч с ним, спрашивает, здорова ли я, счастлива ли, – и удаляется.

– Она говорит с вами, только если вы одна? – спросил Лотарио.

– Ну да, одна, – сказала Фредерика.

– Мне пора уходить, – горестно вздохнул Лотарио.

– Нет, нет, – с живостью возразила незнакомка. – Вы – это совсем другое дело, вам можно остаться. Я не скажу ей ничего такого, что вам нельзя было бы услышать. Вы не такие уж чужие друг другу.

– О, так мы не чужие! – радостно вскричал Лотарио.

– Но я никогда прежде не видела этого господина, – возразила Фредерика.

– А я, – признался Лотарио, – впервые увидел фрейлейн вчера утром на террасе.

– Ах, так вы меня видели?

Лотарио осекся, сконфуженный тем, что так торопливо проговорился. Ему казалось, будто по его лицу легко прочесть все, что творится в его сердце.

Немка смотрела на них с улыбкой.

– О, – прошептала она, – вдвоем они могли бы создать рай, если бы Адская Бездна не пролегала между ними.

Затем она обернулась к девушке:

– Ну же, Фредерика, расскажите, что с вами случилось за тот год, что мы не виделись?

– Ах, мой Бог, да ничего особенного, – отозвалась Фредерика. – У меня неделя за неделей проходят, похожие одна на другую. Всегда то же существование, простое, мирное. Те же занятия, те же лица. Ничего нового не происходит.

Я работаю, шью, читаю, музицирую, молюсь, думаю о своем отце и своей матери, хотя никогда их не знала.

– Совсем, как я, – промолвил Лотарио.

– А… тот, кого вы называете своим опекуном? – проговорила крестьянка, и ее лицо потемнело.

– Он всегда добр и предан.

– И вы с ним счастливы?

– Совершенно счастлива.

– Странно, – пробормотала неизвестная. – Это очень странно. Господень промысел неисповедим… Ну, да все равно! Не говорите ему ни слова о моем посещении.

– Вам бы не надо требовать этого от меня, – сказала Фредерика.

– Как так?

– Ну, послушайте! Эти ваши тайны… Мне порой бывает совестно, – сказала прелестная девушка. – Мой опекун вырастил меня, воспитал, так имею ли я право принимать кого-то без его ведома, таить от него то, что происходит под его кровом, не доверять ему? И если бы хоть у меня были для этого какие-то исключительные причины! Но когда я пробую выспросить их у вас, вы молчите. Вы даже не хотите мне сказать, кто были мои родители. Мой опекун говорит, что ничего не знает о моем происхождении. Умоляю вас, расскажите мне хотя бы о моей матери. Вы должны были ее знать! Вы знали ее!

– Нет, нет, не расспрашивайте меня, – взмолилась крестьянка. – Я не смогу вам ответить.

– Что же, раз вы не хотите говорить со мной о моей матери, я стану думать, что вы приходите сюда с дурным умыслом, что вас подослали какие-то враги, чтобы шпионить за мной и, может быть, даже меня погубить.

Крестьянка встала. Слезы навернулись ей на глаза.

Перед этим немым упреком Фредерика не могла устоять. Она бросилась на шею незнакомке и стала просить у нее прощения.

– Милое мое дитя, – произнесла крестьянка, – никогда не подозревай меня в злых намерениях. Это причиняет мне боль, но еще больше вреда это принесет тебе самой. Почему я так пекусь о тебе? Тому есть тысяча причин, но я не могу говорить с тобой о них. Некогда в час смятения я совершила поступок, который может очень дурно отозваться в твоей судьбе. До сих пор Господь нас хранил, и то, что могло бы тебя погубить, похоже, оборачивается к лучшему. Но как знать, что нам готовит будущее? Если с тобой стрясется беда, не кто иной, как я, буду в ней повинна. Вот почему моя жизнь посвящена тебе. Ты можешь взять ее, когда пожелаешь: она твоя. Как только я тебе понадоблюсь или просто возникнет что-то, о чем надо будет мне сообщить, что бы это ни было – перемена ли судьбы или перемена жилья, – напиши мне, как ты по своей доброте всегда делала прежде, по тому же адресу, в Гейдельберг. Чтобы в конце концов не вышло так, что я потеряю тебя из виду. О, молю тебя, верь мне!

Она повернулась к Лотарио и продолжала:

– Вы остаетесь в Париже, так вот, в поручаю ее вам. Приглядывайте за ней, не спускайте с нее глаз. Она со дня на день может оказаться в страшной опасности, о которой не подозревает.

– К несчастью, – проговорил Лотарио, – я не имею права покровительствовать фрейлейн.

– Да нет, вы имеете! – возразила незнакомка. – Я вам клянусь, что имеете.

– В самом деле? Однако фрейлейн Фредерика едва ли признает за мной такое право.

– Я от чистого сердца и всей душой признаю право каждого покровительствовать тем, кто находится в беде, – сказала Фредерика. – Но мне не нужна ничья защита, ведь у меня есть мой опекун.