Адвокат амазонки
Шрифт:
– А я и чувствую себя странно, – призналась Дубровская. – С одной стороны, я очень люблю своего мужа, а с другой... Мне кажется, что самая лучшая пора нашей жизни минула и впереди ничего нет.
– Полный бред! У вас впереди целая жизнь, – безапелляционно заметила свекровь.
– Да. Но будут ли в этой жизни яркие моменты: ослепительная страсть, признания в любви? Неужели все это безвозвратно ушло? Что у нас впереди: серые будни, очередные отпуска, проведенные на море, спокойная старость?
Дубровская умоляюще смотрела на умудренную жизнью женщину, словно надеясь, что та одним словом сможет развеять ее сомнения. Сейчас она улыбнется и разложит ее страхи по полочкам с такой методичностью,
Но, к сожалению, ее свекровь была слишком предсказуема.
– Ну а как же дети, внуки? Ты не представляешь, какое это счастье!
Этот простой житейский совет Елизавета не приняла с благодарностью, как спасательный круг, за который ей следует ухватиться. Ей казалось, что появление детей никак не разрешит их противоречий с мужем, если еще и не углубит зияющие трещины их брака.
Ольга Сергеевна в свою очередь смотрела на невестку и недоумевала. Как же так? Она еще не познала радости материнства, а ведет себя так, словно все в жизни ею уже пройдено и порядком надоело. Откуда у нее это настроение, с которым принято появляться разве только на похоронах, этот безрадостный взгляд и сжатые в ниточку губы? Она замужем за самым лучшим мужчиной на свете, ее сыном. У нее есть все, о чем только может мечтать молодая женщина. Не в этом ли кроется причина? Известно, кто бесится с жиру...
– Ну, не знаю, – заметила свекровь уже довольно сухо. – Я поговорю с Андреем. Ему не мешало бы чаще выводить тебя в кино, театр. Ты, по-моему, просто зачахла на этой своей любимой работе. Бог знает, почему ты так за нее держишься?
Свекровь ее не понимала. Более того, Елизавета ненароком задела ее самолюбие, признавшись, что жизнь с ее сыном кажется ей пресной. Ольга Сергеевна считала, что отношения можно исправить, если сводить ее пару раз в кино или в цирк, и она была искренна в своих советах. Такие женщины, как она, просто не видят причину для депрессии в сытой и уже налаженной жизни. Они выходят замуж крепко, один-единственный раз, и всю жизнь кладут на алтарь своего брака. Они неустанно вьют гнездо: заботятся о муже и детях, мечтают о внуках и спокойной старости в домике за городом. Они честны, высоконравственны и неторопливы. Им не понять таких, как Лиза. Что они ищут? О чем всю жизнь мечтают?
– Не надо ничего говорить Андрею, – попросила Дубровская. – Я сама справлюсь.
– Вот-вот, – свекровь посмотрела на нее с укоризной. – Надеюсь, дурное настроение пройдет. На твоем месте я подумала бы о детях. Мне кажется, что тебе просто некуда приложить силы.
Елизавета кивнула, но только для того, чтобы поставить в разговоре точку. Она не была уверена в том, что дети являются цементом для шатких отношений, но разубеждать в этом Ольгу Сергеевну она не стала...
...Супругам Лыковым затянувшиеся выходные тоже не принесли радости. Они провели их вдали друг от друга, но обоим было ясно, что необъявленная война началась.
Нина не шутила, когда в офисе адвоката заявила о своих намерениях вплотную заняться любимым мужу «Подворьем». Она провела совещание, на которое пригласила всех тех, кто отныне должен был составлять ее команду. Не имея опыта в решении деловых вопросов, она пригласила специалистов, исключительно по рекомендациям подруг. Последних тоже не забыла, кстати. Поэтому первое в ее жизни деловое мероприятие было больше похоже на модную тусовку с тостами и шампанским. Все пили за успех ее бизнеса, и она не придала значения нескольким заявлениям об увольнении, которые приняла впопыхах, между салатами и горячим. Они веселились на славу, а когда на следующее утро Нина, изнемогая от
Из-за всех этих неурядиц она даже забыла о бедном своем мальчике Васильке, которого господин Лыков, несмотря на все ее бурные протесты, забрал к себе на несколько дней. Но если бы Нине удалось хотя бы глазком взглянуть на ту мелодраму, которая разыгралась в новой квартире Семена Петровича в данный момент, она была бы отомщена.
– Это мой сын, – сказал он, представляя Василька высокой блондинке.
Лика встретила будущего мужа в коротком халатике, который больше открывал взгляду, чем оставлял воображению. Она недоуменно уставилась на Лыкова, дожидаясь объяснений. Василек уставился на ее голые ноги.
– Это мой сын, – повторил Лыков. – Он будет жить вместе с нами.
После того как ребенок был водворен в пустую комнату, куда для развлечения ему бросили несколько модных журналов с картинками, Лика решила выяснить вопрос наверняка.
– Как долго у нас пробудет твой сын?
– Я же тебе уже сказал, – терпеливо ответил Лыков. – Он будет жить с нами.
– Ты хочешь сказать, что он останется здесь навсегда?
– Вот именно, моя радость.
Лика соскочила с дивана, на котором только что сидела, положив на спинку длинные ноги. В мгновение ока она нарисовалась перед опешившим Семеном Петровичем, красивая, раскованная, возмущенная.
– А кто, скажи на милость, его будет воспитывать?
– Кто? – этот вопрос Лыкова не застал врасплох. – Ты, я. Мы вместе.
– Я не поняла, ты шутишь?
– Нет. Конечно, я найму гувернантку, домработницу. Тебе он не будет в тягость. Конечно, мы будем ходить с ним вместе в кино и в цирк. Может быть, тебе иногда придется сходить на родительское собрание, выбрать ему одежду, но это тебе не составит труда.
– А меня ты спросил? – возмутилась она. Ее роскошная грудь высоко вздымалась под тонким шелком, и господин Лыков поневоле залюбовался ею.
– О чем ты, милая? – поразился он. – Ты же всегда говорила, что хочешь детей?
– Да, говорила, – с вызовом признала Лика. – Но это касалось наших с тобой детей, а не прижитых тобой бог ведает от кого!
– Но это ребенок Нины! – впервые позволил себе вспылить Лыков. – Она – не бог ведает кто. Она моя жена. – Он хотел добавить «бывшая», но вовремя осекся. Их брак еще не был расторгнут. – Я хочу, чтобы ты уважительно относилась к моему сыну!
Почувствовав металлические нотки в голосе любовника, Лика встревожилась. Ей не стоило высказывать свои претензии прямо, ведь даже у самой сильной любви есть предел. Здесь следовало действовать хитростью.