Адвокат амазонки
Шрифт:
Они ушли из веселой квартиры вместе, уже не решаясь взять друг друга за руки. Семен Петрович был молчалив. Лика, почувствовав его настроение, решила не задавать лишних вопросов. Она верила, что все образуется, стоит им только вернуться домой и лечь в одну постель. Но когда они оказались в своей спальне, Лыков повел себя уж совсем странно. Он отверг ласки юной любовницы, словно они были ему неприятны.
– Скажи, кто у тебя был до меня? – спросил он через плечо. – Я имею в виду, с кем ты потеряла девственность?
Она изумленно посмотрела на него. Они встречались уже более
– Сейчас немодно задавать такие вопросы, дорогой. Слава богу, мы живем не в Средневековье.
Он ничего ей не ответил, просто уставился в одну точку, словно там был ответ на интересующий его вопрос.
Его отрешенность стала ее беспокоить.
– Ты ревнуешь меня? – спросила она с немного наигранным весельем. Присев на кровать рядом с ним, она взяла его за плечи: – Дурачок! Не знаю, что ты там себе напридумывал, но я люблю тебя и хочу быть с тобой рядом.
– В горе и в радости? Во здравии и в болезни, пока Бог не разлучит нас? – Он повернулся к ней и взглянул в ее широко распахнутые молодые глаза.
– Конечно, – сказала она, и ни единый мускул на ее лице не дрогнул. Ее было нелегко смутить.
– Интересно, ты любила бы меня так же, если бы я был беден? Если бы ездил на работу в автобусе? Если бы в качестве отпуска мог тебе предложить разве что поездку на местную туристическую базу?
Странно, что эти вопросы он стал задавать себе сейчас, а не год назад, когда они только встретились. Но тогда Лыков был пьян от любви и глуп, как дитя. Мысль о том, что он может быть интересен молодой красивой девушке, приводила его в безудержный восторг. Он чувствовал себя двадцатилетним.
– Ну, зачем ты накручиваешь себя? – мягко вклинилась Лика в его рассуждения. – Придумываешь какие-то страсти про свою бедность? Я же не спрашиваю, любил бы ты меня, если бы я была дурнушкой?
Господин Лыков посмотрел на ее красивое лицо, волнующие линии молодой груди, украшенной нитями дорогого ожерелья из белого золота и рубинов. Он прошелся взглядом по ее бесконечным ногам с безупречными коленями и тонкими щиколотками.
Осознание того, что его подруга права и ему просто не стоит обращать внимания на мелочи, пришло к нему неожиданно легко. Словно он сам в глубине души давно понял это. Ведь их сожительство было не чем иным, как сделкой, согласно условиям которой он брал на себя ответственность по ее содержанию. Он давал ей свои деньги, а она ему – молодость и красоту. И не стоило мучить себя вопросом, что будут делать стороны в случае возникновения форс-мажорных обстоятельств. Господин Лыков в своей жизни заключил немало сделок, чтобы не знать ответ на элементарный вопрос...
– Мне кажется, нужно пересмотреть условия соглашения «А», – сказал Лыков, отвлекаясь от своих горестных дум.
– Но это невозможно, Семен Петрович, – горячо возразила Дубровская. – Если вы будете настаивать на ограничении Нины Андреевны в родительских правах, она просто откажется подписывать
– Не делайте из меня монстра. Я вовсе не собираюсь ущемлять в правах мою жену, – вспылил Лыков. – Что вы скажете, если я предложу оставить Василька у матери? Я готов забирать его на выходные, а также проводить с ним отпуск.
Все присутствующие воззрились на Лыкова в немом недоумении. Резкие перемены его настроения приводили в замешательство. Хотелось верить, что в этот раз они застрахованы от неожиданностей.
– Ты готов оставить Василька у меня? – переспросила Нина.
– Да, разве это не разумно?
– В высшей степени, – мрачно подтвердил пожилой адвокат супруги. Он уже был готов к очередным заявлениям шантажиста. Передав ребенка, Лыков как пить дать потребует от Нины очередных уступок.
– Ну, если спора о детях у нас больше нет, следует перейти к решению вопроса о судьбе имущества, – сказала Дубровская, чрезвычайно довольная тем, что к господину Лыкову вернулась способность здраво рассуждать. С недавних пор детская тема стала ей особенно близка. – Итак, Нина Андреевна, вы по-прежнему упорны в своем желании сохранить за собой «Подворье»?
Нина помолчала минутку, вспоминая свой рабочий кабинет, в котором стены были выкрашены ровно наполовину, а потом отчаянно тряхнула головой.
– Нет, я думаю, что переоценила свои возможности, – сказала она, потупив взор. – Сейчас меня интересует только денежная компенсация.
– Отлично, Семен Петрович, вы готовы предложить сумму? – спросила Дубровская, чувствуя себя так, словно заправляет аукционом.
– Я готов обсудить этот вопрос с моей женой наедине, – сказал Лыков. – Если вы оставите нас минут на тридцать, я думаю, мы придем к единому мнению.
Адвокаты переглянулись. Им нечего было возразить. Супруги хотели решить спорный вопрос без посредников, и это обстоятельство, как ни верти, укладывалось в схему идеальных семейных отношений. Защитники вышли в коридор, чувствуя себя абсолютно ненужными.
– Вы уверены, что ваш клиент не позволит себе ничего лишнего? – спросил пожилой адвокат, засекая время на своих часах.
– Что вы! Ведь они все-таки муж и жена, – возразила Дубровская, на что ее коллега только презрительно дернул плечами. Должно быть, он не особо верил в порядочность человека, променявшего семью на то, что есть между ног у каждой женщины. Но Дубровская уже не была столь категорична. Она почувствовала перемены в настроении клиента и сейчас гадала, к чему они могут их привести. Лыков был готов к диалогу, и это уже обнадеживало.
Она предоставила старому адвокату возможность стоять возле двери кабинета, как на часах, а сама отошла к окну в холле.
Июльский дождь поливал мостовые, полоскал густые кроны деревьев. Прохожие, застигнутые стихией врасплох, искали укрытия под навесами магазинов и остановок транспорта. Струи воды колотили по окнам и стеклам машин, мыли пыльный асфальт, питали влагой истомленную от жары землю. С неба доносились негромкие раскаты, но сквозь рваные клочья розовых и фиолетовых облаков уже многообещающе проглядывало солнце.